– Катерина, иди сюда!
– Ну, что ещё?
– Я думаю покрасить только снаружи.
– Как это только снаружи?!
Я вижу, что папа уже слегка заводится, но старается отвечать спокойно:
– Потому что внутри нормально покрашено.
– Да какой, нормально! Крась и внутри и снаружи.
Папа в сердцах бросает кисть на швейную машинку. Мне, как всегда, папу жалко, я на его стороне:
– Мама, ты, наверное, не поняла. Папа имел в виду не красить внутри между створками. Там и так хорошо прокрашено!
Вижу, что мама поняла свою ошибку – она, действительно, подумала, что он хочет покрасить окно только со стороны улицы. Казалось бы – согласись, что не так поняла, и инцидент будет исчерпан. Но не тут-то было! Чтобы мама признала свою неправоту! Да ни за что!
– Всё я прекрасно поняла! Пусть красит везде!
Я чувствую, что сейчас взорвусь:
– Мама, ну, зачем внутри красить! Ты же сама видишь, что неправа! – кричу я, негодуя и заливаясь слезами.
– Мне будет неприятно, если он внутри не покрасит! – изрекает мама.
Ну, это уж слишком.
– Ты просто упрямая хохлушка! – воплю я и выбегаю из комнаты.
За «хохлушку» мама меня не ругала – это и было её признанием своей неправоты.
А однажды, это было в том году, когда в космос полетели два космонавта, Беляев и Леонов, мы с мамой поспорили, доведя друг друга до белого каления:
Я обратила внимание на то, что в газете «Правда» на одной фотографии Леонов сидит слева, а Беляев справа, подписана же фотография была наоборот – Беляев и Леонов:
– Смотри, мам, это Леонов, а это Беляев, а подписано наоборот.
– Почему наоборот? Правильно подписано.
– Да нет, посмотри же – на отдельные портреты. Вот Леонов, а вот Беляев, а на этой фотографии Леонов слева, а не справа!
– Ничего подобного! Если написано сначала Беляев, значит слева Беляев!
– Мама, неужели ты не видишь! Посмотри у Леонова ухо такое, а у Беляева такое. Теперь посмотри здесь! Носы сравни! Неужели ты не видишь, что это Леонов, а не Беляев?!
– Ничего подобного, это Беляев!
Я продолжала проводить сравнительную экспертизу, привлекая в качестве доказательства фотографии космонавтов из «Комсомолки» и «Известий», но мама упорно отказывалась признать очевидное. Спор наш так и остался неразрешённым ко взаимному неудовлетворению. Я, конечно, могла и не спорить по такому ничтожному поводу – мудрый человек на моём месте так бы и поступил, но, такой уж у меня характер: не терплю, когда чёрное называют белым. Бывает, конечно, что и я эти цвета путаю, но сказать оппоненту «ты прав» мне всё-таки легче, чем маме. Недаром я хохлушка только наполовину.
Кстати, много позже в книге про Есенина я увидела фотографию,