– Костилёфь, ком я вольт, бите! – поманил его рукой, и Макар Пантелеевич нехотя пошёл. Когда он остановился перед офицером, доставшим из кармана листок бумаги и заставил его читать список, председатель с облегчением понял, что ему не надо читать воззвание, которое лежало в его кармане, так как в своей речи офицер уже изложил своими словами то, о чём там говорилось. И Костылёв, приглушённым от волнения голосом, стал называть людей по списку, а немец приказал выходить и становиться в стороне от всех остальных…
Список открывался его членами семьи, что для многих явилось неожиданным поступком председателя, не сделавшим поблажки для своих родных. А ведь вполне мог назвать их в числе последних, но решил не рисковать своей репутацией, чтобы не навлечь на себя осуждение и презрение людей. Когда Костылёв назвал всех, он почувствовал во всём теле жар и лихорадочное состояние оттого, что будто подверг людей телесному наказанию. Потом офицер заговорил сам:
– Карошо! А теперь кто желает быть старост? Костылёв? – обратился он к председателю. – Сегодня ви рабатай в колхозе карошо! Ню, кто хоцет бить старост иль никто? Плёхо, плёхо! Ми тёгда подскажем кто… – он не договорил, так как из толпы вышел старик Осташкин.
– Ну, чаво там, – просто сказал Никита Андреевич, приосанившись, выпрямляя спину и приглаживая рукой роскошные усы.
– Ти казак? – спросил офицер зачем-то.
– Не-ет – ответил важно Осташкин.
– Карошо! Этот ваш староста! – обратился офицер к людям. – Как тьебя зовут?
– Я Осташкин Никита Андреевич. Могу ли я узнать, господин офицер, – начал старик. – Должен ли я своих односельчан защищать от мародёрства ваших солдат?
– О, бите! Ми этого не допускай, а ви защищай, – горячо сказал офицер. – Ти умный старик, карошо служи Германий. Ти отвечай за любой собитий в посёлка. Докладывать всё мне, что творят твоя люди вредного против немецкий зольдат.
Затем офицер сказал, что с завтрашнего дня молодёжь поедет на работу в город, и будет там находиться. Кто туда поедет конкретно, вечером узнают от старосты. А пока все могут расходиться по своим хатам, чтобы потом идти в колхоз на наряды, которые распределит председатель.
И люди немного сразу повеселели, что в условиях оккупации их жизнь пока кардинально не изменится. Офицер позвал Костылёва вместе со старостой следовать в комендатуру. А люди стали уходить, разделившись на две стороны улицы. Екатерина, как и другие женщины, присматривала за детьми, чтобы ненароком не убежали поглазеть на невиданную немецкую технику. Бабы шли и обменивались впечатлениями от всего того, что недавно услышали. На той стороне улицы слышался грубоватый голос