Индиго была так похожа на сказки, которые любила, что я подозревал, будто она сама была сказкой. И сколько бы раз я ни касался её, сколько бы ни брал её, ни обнимал – неважно. Она была для меня фантазмом, доказательством невозможного, и потому – талисманом, защищавшим от отсутствия, преследовавшего меня всю мою взрослую жизнь.
Я знал, чем заканчивались эти сказки. Знал, что её условие граничит со священным, и если я пересеку границу, то лишусь всего её волшебства.
И я согласился.
– Да. Я смогу с этим смириться.
Это было ложью, которую я держал в тайне даже от себя самого.
Глава третья
Жених
Есть два вида любви: одна рождается из улыбок, вторая – из криков. Наша родилась из второго. Я был очарован Индиго с первого мига нашей встречи, но должен признаться, что не любил её по-настоящему до нашей первой брачной ночи, которая обратилась кошмаром.
Воскресным утром под сенью дубовой рощи, под навесом бледных орхидей мы с Индиго поженились. На ней было длинное платье цвета кости, небольшая диадема из плюща и белых анемонов. Она сказала, что в нашем браке не будет никого, кроме нас, и потому нет нужды в свидетелях. У немногочисленных присутствующих – священника и трио музыкантов – были завязаны глаза. Когда церемония завершилась, а бумаги были подписаны, мы отправились на самолёте Индиго на её виллу, расположенную среди холмов Тосканы. Именно там, после пира из дикого, фаршированного яблоками кабана и нескольких бокалов красного вина, такого тёмного, что оно казалось почти чёрным; после того как слой за слоем я обнажил тело Индиго, очерчивая след кружев на её коже… мой кошмар настиг меня.
Много месяцев я считал, что исцелился. Верил, что кошмар не дотянется до меня, пока я спал в постели Индиго. Я ошибался.
Мой кошмар всегда был одним и тем же.
Я обнажён и окружён тенями. Тьма становится твёрдой. Окутывает мои колени, охватывает грудь. На ощупь она как бархат и пахнет лаком для дерева.
Поначалу это похоже на ласку. Но уже в следующий миг – нет. Давление на грудь возрастает, мне становится всё тяжелее, пока тени не накрывают мои глаза и нос, не размыкают мои зубы и не вливаются мне в рот. Лёгкие горят, и воздух полон ткани…
С криком я проснулся.
Открыв глаза, я увидел Индиго – подперев голову локтем, она наблюдала за мной. Наша большая комната была погружена во мрак; из приоткрытого окна раздался крик павлина, нарушивший тишину. Конические свечи, которые Индиго зажгла в нашу брачную ночь, окружали нас хрупким золотистым светом. В их сиянии её непоколебимый взгляд напоминал мне всезнающий взор иконы в соборе.
Я лежал, тяжело дыша, сгорая от стыда. Попытался пошевелиться, но Индиго упёрлась свободной ладонью мне в грудь, прижала. Взяв мою дрожащую