взовьется трелью! Значит, что-то есть…
Утешение Харона
Пространство расширяется к концу,
мой сын, что не постигнуть человеку —
ты тоже увлечешься на плацу
сиюминутным. Но мы входим в реку
вторично, где откроется простор
как будто тот же, свойственный земному,
где, вроде, та же Троя и Гектор
знакомые по зрячему слепому.
Но как вам, хоть и избранным, понять
путей нездешних, высшего итога…
Смешно… в слезах выпрашивает мать
тебе бессмертье бренное у бога,
что сам не знает завтрашний маршрут,
скорее не хозяин, а приказчик,
поскольку и ему рядно прядут
старухи и сколачивают ящик.
Вдобавок игры тех, что раструбят
про щедрость сердца, мощные ладони.
Сомнительность бессмертия – тебя,
как Гектора, твои оплачут кони…
В 15 взмыв, умолкнуть в 25!..
Все дело в протяженности мгновенья,
в той женщине, которой ты опять
в любви безмерной клясться на коленях,
как первой, станешь, в общем не солгав:
все первое, вернее – все впервые,
а где ты прав, Ахилл мой, где неправ,
не скажут ни Эллада, ни Россия.
Мы те же и не те, чем там, где до
отрыва, где как будто не старели
еще… Но размывается простор,
хоть реки тянут к той же параллели,
откуда двинем вниз лицом к лицу
с героями потрепанного мифа
к земле, что углубляется к концу,
покуда море сдерживают рифы.
Старый диван
Как все забывается быстро: и мир
вчерашний, ты сам, на фантазии падкий —
выносится память с хламьем из квартир
кубизмом разломанной детской кроватки,
рисунком, нечаянно всплывшим, где дом
стоит набекрень, в чем рука не повинна,
где тоже себя ощущаю с трудом
в далеком подобье трехлетнего сына.
И, глубже еще разгребая костер
жилой суеты, уж подернутой тленом,
приснится вдруг старый диван из тех пор
наивных и нищенских – послевоенных.
Там дней вереница терялась в трудах,
и ночи стекали задушенном криком —
как узкий диванчик вписался б в размах,
объявленный гордо злодеем великим?
Но пары, укутавшись сумраком, где
сплетались в безумных объятиях тел и
где время, стекая в своей наготе
в провалы изломанных душ, не хотело
остаться безликим – там кто виноват,
что мы не исчезли под чье-то пророчье:
возможно, на этом диване зачат
и я был случайной июльскою ночью.
Чтоб всем циркулярам и судьям назло
несло меня к жизни мальцом несмышленым,
два валика рыхлых легли на крыло
в тогдашнем спитом коммунальном загоне.
Где