– В любом случае, благодаря тебе, Лястяша меня больше видеть не хочет и предлагает сливать семя в отхожее место. Даже за деньги к себе не пускает… Да и какова сейчас ценность нашего с тобой серебра?
Деньги действительно стремительно обесценивались. Новых товаров в город почти что не поступало, все лавки закрылись, чеканным монетам предпочитали теперь прямой бартер. Покупать что-то как раньше было нечего, да и не у кого.
«К счастью», население сокращалось столь быстро, что ожидаемого всеми голода пока не случилось. Чума не щадила никого: ни богатых, ни бедных, ни молодых, ни стариков, ни детей или женщин. Умерло даже несколько обладателей Слёз Господних, хотя большинство из тех, кто мог позволить себе подобные амулеты, ещё в начале карантина покинули город – для аристократии нужные двери были открыты всегда.
– Вытри сопли, Дицуда. У тебя таких бабёнок ещё сотни будут, если хотя бы до сорока доживёшь и, упаси Вадабаоф, если по глупости или по залёту не женишься, – с явной издёвкой сотворил знак перевёрнутой звезды перед грудью Конрад. – И не переживай так: если Лястяша и в самом деле не ведьма, то суд инквизиции ей не грозит. Конфисковать нечего, такие еретики Плети Господней неинтересны. Возни и недовольства населения много, толку для казны Ордена ноль. Верховный инквизитор – человек крайне практичный и не одобряет пустой траты времени.
– Вера уже не та, – буркнул Дицуда, чем вызвал у Конрада приступ хохота.
– Так происходит всегда, когда религия из местечковой становится государственной. Пускает корни, обрастает жирком, – они наконец разгрузили телегу и направились к месту, где ещё совсем недавно располагался городской рынок. Там часто валялось несколько мёртвых тел. – А религия всегда стремится накопить ресурсы, окрепнуть и стать государственной, иначе она долго не просуществует. Истиной, золотом и мечом можно добиться куда большего, чем одной только истиной – без материального стимула священнослужителей и принудительного обращения граждан в веру, вас будут почитать единицы. Но у такого грубого перехода в массовую религию есть и оборотная сторона: как верно заметил Рисхарт, вера становится формальностью, имитацией. Есть, конечно, ещё третий путь: держать общество в страшной нищете, чтобы, окромя религиозного фанатизма, никакого иного смысла жизни люди не видели – такой путь выбрали, например, в Ератофании. Ты бы хотел оказаться в числе никогда не сомневающихся, но безграмотных, бедных и крайне недолгоживущих жителей этого княжества?
Дицуду аж передёрнуло: расположенное на востоке великое княжество всегда являлось главной угрозой для цивилизованной Гилии. Сколько же сражений произошло с этими варварами за тысячу с лишним лет… Сколько горя и смертей принесли ератофанцы жителям Гилии… Мерзавцы не щадили ни свои, ни чужие жизни, воистину ими двигал лишь фанатизм. Нарожать как можно больше детей, убить как можно больше «неверных» и сдохнуть