– Ты еще поймешь, от чего отказываешься. Придешь к нам, а мы тебя и примем, – с каким-то злорадством просипел Соловей. – Ты хоть на тапки свои взгляни. У всех, что ли, тапки оживают?
– Ты Лёву не трожь! Лёва – друг! – по привычке заступаться за своих произнес Отрывкин. И задумался: а давно ли тапки стали его другом? Оказалось, недавно. Как только компаньон понадобился к дедушкиному эликсиру. – Ну и пусть. Мне и без вас неплохо, – вслух закончил размышления Отрывкин.
– Ну с-с-смотри-и-и, – совсем расшипелся Соловей, – тебя предупредили. Концентрация магии станет критической – и не только тапки оживут, кхе-кхе, – совсем уж раззловредничался птиц. – Тогда уж не уговорами – силком приведем, кхе-кхе.
– Всё, достал, старый маразматик. Валите в ночь, и чтобы мы с Лёвой вас не видели и не слышали. Рассипелся тут, а еще соловей! – твердо сказал Отрывкин и замахал руками в сторону двери, чтобы все всё поняли.
И они поняли. Соловья закрутило винтом (один только вытаращенный глаз из комка перьев торчал и свирепо подмигивал) и потащило на выход. А уж Сова-проводник, которая прапором себя считала, и вовсе, закувыркавшись в воздухе и раскорячив лапы до шпагата, так и понеслась, вращаясь вокруг своей оси как волчок, прямиком к двери. В себя она еще не пришла и норовила хоть клювом клацнуть. Не выходило.
Так этот полумифический-полупьяный вихрь из перьев, клювов, лап и хрипа вылетел за дверь. И дверь захлопнулась.
Тут Отрывкин несколько обиделся: «Дверью-то зачем хлопать? Не казенная, поди!»
Странное дело: дверь скромненько скрипнула, приоткрылась снова – и тихонечко закрылась без единого звука. «Так-то, – удовлетворенно подумал Отрывкин, – а то напридумывали спьяна магию всякую. А вещь любить надо, тогда и она к тебе по-человечески. Правда, Лёва?»
Тапочки уютно и мягко обволакивали ноги и тихонько мурчали.
Глава 5. Вольно!
Окончательно впав в умиротворенное состояние, Отрывкин двинулся к своему рабочему месту в углу комнаты. Напротив стола было широкое панорамное окно. Дедуля любил, чтобы было много света и воздуха.
Усевшись в кресло, побарабанив пальцами по столу, Отрывкин подумал: «Так-с, и на чем же мы остановились?» – и в предвкушении творческого энтузиазма взялся за ручку.
Ручка, надо сказать, была особенной: подарена Отрывкину на день защиты кандидатской. Перьевой паркер – его гордость. Он им уже достаточно материала написал для докторской. И удачного материала – сам академик Бубликов его хвалил и прочил ему большое будущее. Правда, не уточнял какое. И вот – долгожданная статья, начатая и ожидающая продолжения.
Отрывкин не думал, как эта статья – «Является ли наличие у птиц голосовых связок гипотетическим доказательством, что птица может говорить» – может помочь ему с докторской, которая посвящалась вращению Земли, приливам и отливам, а также правоте Джордано Бруно и заблуждению Галилея (но это был вопрос спорный, его еще предстояло разрешить с помощью различной архивной документации).
Но