– Как бы то ни было, нас переиграли. А сейчас кто-то пытается и вовсе сделать из меня дуру. Ну, нет! Два раза за один день чувствовать себя воспитанницей пансиона благородных девиц, застигнутой за курением виргинской сигары – это уж слишком!
– Ты что-то задумала?
– Как сказал бы этот лощеный солдафон, мой жених – дать бой.
– Все это так неосторожно! Мы здесь очень засиделись. Конечно, западня захлопнулась, тут ничего не сделаешь, мы в нее уже угодили. Надо бы теперь подумать, как поскорее выбраться.
– Все это верно, – не замедлила с ответом баронесса. – Однако наше участие в этом деле усыпит бдительность чертовой толстухи и ее молодчиков. К тому же, – Алиса вздохнула, – признаться, я не готова расстаться с этой бесподобной жемчужиной. – Разложишь платья, а затем разузнай, где и когда остановился мистер Донован Спарроу, где уже успел побывать, как расплачивался – словом, узнай все, что сможешь. И насчет Абдурахман – паши не забудь выяснить. Что это за бегство на рассвете?
– Не в первый раз, – хмыкнула Женевьева. – Но ты все же не заигрывайся. Главное, не вздумай сдуру влюбиться в своего жениха.
– Вот еще, скажешь тоже!
– А что, он красавчик. Не то, что барон.
– Очередной пустоголовый кавалерист. Любуется собой, как селезень.
– Не скажи, не скажи. Эк он спозаранку кинулся на твою защиту – настоящий лев!
– Эй, эй, Женевьева, ты сама не влюбись! Давай, заканчивай с платьями, и задело!
Граф, покрасневший, как утренняя заря, отложил латунный раструб:
– Ее что же, зовут Эдит?
– Может, и нет. Но без свидетелей мадемуазель Женевьева называет ее именно так. Похоже, вы не произвели на вашу невесту неотразимого впечатления.
– Это вовсе не ваше дело, Андре! – оскорбился Тарло.
– Мое дело, чтобы на людях вы выглядели абсолютно счастливой парой. Мадам Ле Блан будет чрезвычайно недовольна, если вы будете смотреть друг на друга, как солдат на вошь.
Граф Тарло откинулся на спинку венского стула:
– Мне нужно подумать.
– Вам что-то мешает?
– Пока что мы здесь мешаем нелегкому труду этих барышень. Если не возражаете, пройдемся по набережной, на ходу мне всегда думается лучше.
– Как прикажете, ваше сиятельство. – Андре вновь напустил на себя вид расторопного слуги.
По набережной гулял народ. Голубые прозрачные волны, искрясь под летним солнцем, плескались о пирс, и расцветшие парусами мачты яхт виднелись на горизонте, маня и волнуя кровь жаждой дальних странствий. Толстые пальмы едва покачивались, шелестя широкими листьями. В увитой диким виноградом беседке играл духовой оркестр, и дирижер в белоснежном фраке то и дело взмахивал руками, будто поднимая музыку к небу. Граф шел, поминутно кланяясь знакомым и приподнимая цилиндр. Вдруг к солоноватому, пропитанному йодом дыханию моря примешался буйный аромат свежих цветов. Тарло остановился.
– Андре, следует