С ними Алеша поехал в больницу. Какая-то беда стряслась там – еще издали определил он по суете в проходной, а когда пролез в дыру, никак не мог выпрямиться, встать, потому что над ним, над всеми корпусами и домиками больницы висел человеческий крик.
Человек кричал, протяжный стон издавался на таких низких нотах, что, казалось, звуки производит механическое устройство или электрическая сирена. И все же это был стон, звуковой образ безумного страдания, рев смертельно обиженного и поруганного человека. Люди – в белых халатах и синей байке, – задрав головы, смотрели куда-то вверх, как на необыкновенное небесное явление, и Алеша увидел черную человеческую фигуру под виляющей макушкой высокой ели.
Это был Витюня, тот лобастый парень, что держал радиоприемник на ухе, и кричал он потому, что у него украли этот приемник без батарей; он орал уже третий час в ужасе и недоумении, и вот-вот должна была приехать пожарная машина, чтоб снять его с ели. Об этом сказали Алеше больные, и тот закрыл глаза, долгую минуту стоял, не дыша и не двигаясь.
Михаилу Ивановичу свидания запретили, но его показали Алеше в зарешеченном окне, и то ли играли солнечные блики, то ли мелкоячеистая решетка так искажала, но лицо Михаила Ивановича было страшным, безумным, и лишь глаза, страдающие и умные, выдавали ясность рассудка. «До первого сентября!» – закричал Алеша, и Михаил Иванович, все поняв, молитвенно сложил руки, обязуясь быть живым весь август, но никак не позже.
В комиссионном Алеша купил кое-что из одежды, там же – часы и зажигалку японского производства. Закрыл газ и воду, выключил электричество, в спортивную сумку положил рубашки, трусы, майки, носки. На месяц расставался он с маленькой норой, переезжая в квартиру Михаила Ивановича и твердо зная, что вернется домой поздним вечером того дня, когда Геннадий Колкин преподнесет ему четверть миллиона.
5
«Кому надо – сказано», – из могилы, своей последней норы, передал дядя Паша, и это означало: кто-то из тех, кому Колкин доверял, предупредил его о телефонном звонке человека, которого зовут Михаилом Ивановичем и которому надо подчиниться, потому что за тем – власть и авторитет воровского закона.
Встреча произошла в назначенном Алешею кафе, и еще до телефонного разговора был выбран тон – и речи, и поведения: я – заместитель начальника электроцеха, ты – рядовой электромонтер. Не надо кривляться, и противно было Алеше играть не свою роль.
Он сидел, жевал, пил, ждал; болтавший с барменшей Колкин давно его увидел, но не спешил. Подошел наконец: «Простите, у вас не занято?..» В голосе приветливость человека, не отягощенного заботами о хлебе насущном, и если б Алеша не знал, кто сидит напротив, то так и не заметил бы запрятанной в зрачках мысли, хищной,