Нора. Анатолий Азольский

на старом «москвиче» подкатил к бюро высокий седой мужчина, прошелся по рядам безработных, заглядывая в их трудовые книжки, не оставил вниманием своим и Алешу, сидевшего в сторонке. Удовлетворенно кивнул, прочитав куцые записи и не обнаружив никакого интереса к той полосе жизни Алеши, которая была до этих записей. Сказал, что именно такой ему и нужен. «У тебя ведь в запасе три месяца…» Повел его к «москвичу», пригласил в кафе, напоил и накормил. «Меня зовут так: Самуил Абрамович, я директор продовольственного магазина». Выложил деловое и несколько необычное предложение. Ему нужен грузчик, до 1 августа, работать придется под чужой фамилией, трудовая книжка на эту фамилию и будет лежать в отделе кадров торга. Дело в том, что обладатель этой фамилии – интеллигентный юноша из очень уважаемой семьи, юноше требуется трудовой стаж для поступления в институт, а семья, к сожалению, не привила ему любви к труду, институты же сейчас отдают предпочтение воинам и работягам. Можно, конечно, оформить юношу грузчиком и не видеть его на работе, все можно. Однако надо блюсти закон. В июле юноша сдаст экзамены в институт и заберет трудовую книжку. Что касается Алеши, то он, Самуил Абрамович, дает честное слово и от своего имени, и от имени благодарных родителей юноши: еще до 1 августа Алеша будет зачислен на очень хорошую работу с очень хорошими деньгами. Если, конечно, не захочет остаться в продмаге.

      – Тебе не придется идти на этот невольничий рынок, – сказал Самуил Абрамович и потыкал вилкой в сторону бюро. Добрые глаза его с сочувствием смотрели на Алешу.

      – Согласен, – кивнул Алеша и уточнил: – С понедельника.

      Он искал Михаила Ивановича, сгинувшего, пропавшего, пропившего все ценное, что взял, покидая «царское село», книги даже загнал. Некоторую ясность внесла соседка: неделю назад какие-то очень приличные мужчины сажали приодетого и трезвого Михаила Ивановича в черную «Волгу», что сужало район поисков – милиция на черных «Волгах» не разъезжает. Нашелся Михаил Иванович в больнице на Каширке, его поместили в алкогольное отделение. Воскресным вечером Алеша помчался к нему, ожидал увидеть слезы и тихое бешенство человека, впервые заключенного в камеру, эти ведь палаты для алкашей мало чем отличались от тюрьмы. И был изумлен до подавленности – свеженький и бодренький Михаил Иванович заливался радостным смехом, будто его с почетом вернули в родной аппарат; наконец-то он очутился среди своих, здесь не надо было прятаться, скрывая порок, официально признанные алкаши составляли товарищество. Грубо оборвав неуместное веселье, Алеша строго спросил, как Михаил Иванович, свободный человек, попал в эту конуру с решетками. Оказалось – старые знакомые по «царскому селу», и Алеше это очень не понравилось. С другой стороны, пусть полежит, вылечить-то его не вылечат, но отдохнет, надо ему почистить рот и вставить зубы, протезиста в больнице нет, но за деньги все можно сделать. Михаил Иванович поддакивал, похохатывал и все более злил Алешу. Почти ежедневно он виделся со Светланой, и отец ее, о котором она мало что