Нашелся (за приличные деньги) врач, обещавший в амбулаторных условиях, то есть почти на дому, излечить Михаила Ивановича от пагубной страсти. Тот обреченно вздохнул, узнав о враче, закрылся пледом, не желая слышать о себе дурного, самолюбие в нем таилось взрывчатое. Алеша отобрал у него все ключи, закрыл наглухо в квартире, чтоб не сбежал опохмеляться, но пришел через сутки – пьяноватенький Михаил Иванович смотрел на него грустно и нежно. Первый этаж все-таки, сиганул в магазин через окно.
– Я не буду лечиться, Алешенька… Я хочу пить, и я буду пить… Люди ведь живут надеждами, а их у меня нет, одна лишь осталась: выпью сегодня – выпью и завтра. Единственное наслаждение, последняя радость. Пища, женщины, книги, кино – ничто уже не интересно. Я разуверился. Я абсолютно убежден в неосуществимости всех идеалов. И самое страшное: я постиг ужас всех идеалов. В них можно только верить. Потеряешь веру – и конец жизни. Я перестал верить в торжество коммунизма – и все во мне разладилось, у меня и штаны спадают оттого, что не будет никогда ни свободы, ни равенства, ни братства. Тупик безысходный! И глоток водки для меня – заменитель всей жизни со всеми ее эмоциями. Я даже так скажу: жизнь – суррогат тех наслаждений, что дает алкоголь. Неспроста римляне называли алкоголь водою жизни…
И понес обычную алкогольную околесицу: фантомы, ноумены, критерии разума, а потом пустил слезу, оплакивая якобы голодающую дочурку.
– Да хватит вам! – прикрикнул на него Алеша. – Съезжу к ней на днях, накормлю, черт вас возьми…
Дверь открыла русоволосая девушка в тесном халатике (как тут не вспомнить студентку Седакину!), без удивления приняла букетик цветов, после чего призналась: да, Светлана Михайловна Румянцева – это она. А вы кто?
Предлог для визита выбран убедительный и верный. В ноябре, смело врал Алеша, познакомился он в доме отдыха со Светой Румянцевой, она и дала свой адрес – дом, улица, квартира, все совпадает. Теперь-то он видит, что Света, да не та, Румянцева, но другая.
Эта Света в разговоре на кухне (только туда был допущен Алеша) терзалась догадками: кто же самозванничал в доме отдыха, кто выдавал себя за нее? Подруга, это уж точно, но кто? Вера? Надя? Тоня?.. Дважды открывалась и закрывалась дверь в комнату, на кухню заглядывала сестра, школьница, лет на восемь моложе. Еще две комнаты, в одной, сказала Света, безобидный пенсионер, жену недавно похоронил, в другой – старушенция с дочкой, девица та еще, брат ее сидит в тюрьме, и все выпущенные кореши брата заваливаются к сестре известно для чего, выставляя старушенцию, и нельзя ли узнать, почему один задерживается на десять минут,