Пыхтя и испуская клубы сизого дыма, «горбатый» упорно брал один подъем за другим, и когда горный серпантин закончился, то перед ними открылась захватывающая дух панорама гагринской бухты. На склонах гор привольно раскинулась некогда знаменитая советская курортная столица. Жемчужной нитью пенилась кромка прибоя. На нее из буйных субтропических зарослей, подобно океанским лайнерам, белоснежными айсбергами наплывали корпуса санаториев и пансионатов.
Рафик отпустил тормоза, и «горбатый», весело погромыхивая железными внутренностями, покатился к Гагре. Вблизи ее окраины производили удручающее впечатление и напомнили об ожесточенности недавних боев. Ибрагим и Гум вертели по сторонам головами, и к горлу опять подкатил горький ком. Красно-серым оскалом развалин на них снова вызверилась война. Ближе к центру города эти ее уродливые отметины были не так заметны. О былом величии курортной столицы напоминал некогда знаменитый приморский бульвар. Его красоту не смогла разрушить даже война. Сразу за ним началась зона санаториев. Впереди показалась монументальная колоннада времен сталинского ренессанса, и Рафик сбросил скорость. Проехав еще сотню метров, свернул на стоянку и остановился. Бедный «горбатый» жалобно застонал, когда из него, чертыхаясь, выбрался Саша. Вслед за ним вышли Гум с Ибрагимом и потянулись к кошелькам. Но Рафик не хотел даже слышать о деньгах и, прощаясь, попросил:
– Ребята, поскорее прогоните этих гадов.
– Прогоним! – заверил его Саша.
– Только под пули не лезьте. Вам еще жить и жить, – пожелал им вдогонку Рафик и направился к машине.
Проводив его благодарными взглядами, Ибрагим и Гум присоединились к Саше, решительно шагнувшему под арку бывшего санатория «Семнадцатого партсъезда». После освобождения города от грузинских гвардейцев он превратился в пункт сбора и перевалочную базу для сотен добровольцев, стекавшихся в Абхазию со всей России, стран СНГ и дальнего зарубежья. Теперь в его элитных номерах вместо ухоженных и холеных партийцев из ЦК КПСС жили пропахшие дымом костров и пороха, решительные и немногословные бородачи.
Часовой на входе наметанным глазом определил в новичках своих и после короткого разговора с Сашей вызвал дежурного. Тот, несмотря на отговорки, проводил их в столовую и после завтрака развел по номерам. Ибрагим с Гумом поселились в правом крыле второго этажа, где жили добровольцы-махаджиры.
Распаковав сумки, они, подгоняемые любопытством, вышли в коридор и постучали в соседнюю дверь. Никто не ответил. В следующем номере тоже никого не оказалось, и только в холле им встретилась шумная компания добродушных бородачей. Не понимая по-турецки, они лишь разводили руками и ободряюще похлопывали по плечам. Неугомонный Гум на этом не успокоился и спустился вниз, рассчитывая найти того, кто бы мог помочь. Ибрагим, побродив по пустынным коридорам, возвратился в номер и сел за письмо домой, но так и не нашел нужных слов. Перед глазами