И когда этот сумасшедший взрыв чувств и эмоций утих, они, поднялись с земли, отряхнули пыль, перебросили за спину сумки и поспешили вперед, туда, где их ждала полная неизвестность и изменчивая на войне судьба. Дорога нырнула вниз, и Ибрагим невольно замедлил шаг. Леденящий холодок вновь когтистой лапой сжал сердце. Большая беда, обрушившаяся на землю Абхазии, кричала во весь голос.
Ноги спотыкались об исклеванную минами и осколками авиабомб серую ленту асфальта. По ее обочинам тут и там валялись обгоревшие остовы машин и истерзанные туши животных. Посеченные осколками белые стволы платанов и эвкалиптов вздулись сочащимися коричневыми язвами и напоминали собой тела зараженных чумой. Развалины домов смотрели закопченными глазницами-окнами на безлюдные улицы и пустынные «золотые» пляжи. Порой казалось, что смертельное дыхание войны убило все живое, и лишь порывы ветра, налетавшего с гор, отзывались тоскливым воем в печных трубах и закручивали на дороге печальный хоровод из обрывков одежды, полиэтиленовых кульков и бумаги.
Звенящая, отравленная смрадом тишина оглушала и плющила к земле. Внутри Ибрагима все заледенело, он уже не шел, а бежал, пытаясь спастись от кошмара войны, пока не споткнулся и не рухнул на землю. Руки погрузились в зловонную лужу, в лицо ударил тошнотворный запах гниющего тела. Он в ужасе отпрянул от трупа лошади. Из распоротого осколком брюха внутренности вывалились на землю и, облепленные мухами, шевелились, словно змеи. Удушающая рвота сотрясала и выворачивала его наизнанку, рядом корчился Гум. Потом трясущимися руками они долго смывали в придорожном ручье остатки рвоты. Родниковая вода отрезвила и вернула силы. Выбравшись на дорогу, они, стиснув зубы, продолжали упорно идти вперед.
Безлюдная лента шоссе то закручивалась в тугую спираль, то раздваивалась змеиным языком и скатывалась к морю, а потом опять круто уходила в гору. Вечерние сумерки застигли их на окраине безлюдного поселка. Усталость все сильнее давала о себе знать. Гум первым заметил среди развалин маняще мигнувший слабый огонек. Через груды битого кирпича они пробрались во двор чудом уцелевшего дома и постучали в дверь. Прошла минута, когда наконец за ней раздался шорох шагов и настороженный голос спросил:
– Кто?
– Journalist! – первым нашелся что ответить Ибрагим и потом повторил это на ломаном русском.
В ответ громыхнул засов, и дверь приоткрылась. Свет керосиновой лампы ослепил глаза, а когда они освоились, то Ибрагим увидел перед собой бородача с охотничьим ружьем в руках. Он прощупал их с Гумом оценивающим взглядом и только тогда впустил в дом. Кроме него в комнатах находились женщина, четверо ребятишек и светловолосый, с огромными усищами здоровяк – как оказалось, доброволец с Кубани, из города Белореченска, по имени Саша.
Рафик, так звали хозяина, провел их на кухню,