Но одно дело – самарская окраина, и другое – Питер! Культурная столица! Очередной тренд на архаику, или с ума уже начали сходить на карантине?
– И чего вы от меня хотите? – спросил я, зевая.
– Конфет, – выпалил тот, что справа, – светловолосый пацаненок в красной курточке.
– Можно винограда или киндер-сюрприз, – промямлил левый. – Сестра сказала, что хочет авакаду или мангу, а папа попросил пиво с рыбой, но нам это не надо. Нам чего-нибудь вкусненького, – добавил он едва слышно.
– Нормальные у вас запросы, – ухмыльнулся я и наклонился, чтобы поближе взглянуть в их яркие глаза, полные жизни и надежд на счастливое будущее.
Первый отшатнулся и несколько раз нервно посмотрел то на меня, то на товарища. Второй держался смело – остался на месте.
– Ладно, заходите, – скомандовал я и пошел на кухню. – Сейчас найду вам что-нибудь. И закройте за собой.
Ребята переглянулись и нерешительно переступили порог, захлопнув за собой дверь.
Они зашли в обуви, оставляя на паркете грязные следы, но замешкались на входе в кухню, переминаясь с ноги на ногу на первом ряду белой плитки с голубыми акварельными разводами.
– Долго топтаться будете? Выбирайте, – сказал я, слегка улыбнувшись, и открыл высокий серебристый холодильник.
Первый мальчишка схватил йогурт с черникой и острый кокосовый соус, купленный Верой для каких-то особенных то ли тайских, то ли вьетнамских блюд. Второй взял маленькую коробочку томатного сока с трубочкой.
«Странный выбор для ребятишек такого возраста», – подумал я и сам заглянул в холодильник: собственно, вариантов поинтереснее там и не было.
В прошлом году Вера испекла с десяток куличей «по бабушкиному рецепту», который нашла в интернете, а затеяла всю эту готовку, чтобы похвастаться в соцсетях, какая она умница, хозяйка и верующая. Но в прошлом году дети не приходили, поэтому половину куличей пришлось выкинуть. Я этот сладкий хлеб не особо люблю, да и в семье у нас его никогда не готовили, а Вере собственная вера не позволяет: диета.
Я открыл шкафчик цвета грубо отшлифованного металла, висящий над плитой, и прикоснулся к своему любимому черному ножу. Он был тупым, потрепанным, исцарапанным, будто после киношной самурайской битвы, и испорченным, но не безнадежно: вскрыть пару мягких упаковок не проблема.
Я потянул нож на себя, лезвие скользнуло по деревянной поверхности полки и издало приятный стон – мальчишки вздрогнули, но с места не сдвинулись.
– А сейчас мы распакуем особое угощение, – взмахнул я ножом, как волшебной палочкой, и изобразил некое подобие демонического смеха, от которого было скорее смешно,