Крапива погладила на прощанье жеребца, в который раз порадовавшись, что животных её хвороба не мучает, и подошла к огню. Таковых очагов, разгоревшихся посередь бескрайнего поля, было четыре. Один, поболе, – вождя. С ним рядом сидели лишь ближники. Пленника вроде повели туда же, но надели на шею верёвку и привязали к камню чуть поодаль. Ещё два огня развели средние воины, от них слышался гортанный смех и доносился запах мяса. Последний же костёр, рассудила Крапива, для самых младших. Младшими были Шатай, хмурый шлях с перевязанным после боя бедром и одноглазый, что позвал её. Он сказал, когда Крапива приняла из рук Шатая бурдюк с водой:
– Спроси, дозволит ли с ней заговорить.
Эка честь! Срединники спрашивали дозволение рот открыть разве что при Посаднике, да и то не потому, что обычай блюли, а потому что тот был скор на расправу.
– Отчего же не дозволить…
Но шляху того оказалось мало, он ждал.
– Нэ так скажи, – посоветовал Шатай. – Скажи, «говори со мной».
– Говори со мной, – повторила Крапива.
Одноглазый развязал горло сумы, сыпанул из неё крупы в висящий на треноге котелок, перемешал и лишь потом продолжил:
– Мэня звать Кривой. Ты пошла с нами из селэния?
– Да.
Свет пламени делал глубже морщины на его лице. Кривой нахмурил лоб и стало видно, что он не молод.
– Почэму?
Крапива и себя-то об этом спрашивала, да ответить боялась. Она сцепила зубы.
– Нет мне жизни в деревне.
Кривой повременил, зачерпнул длинной ложкой из котелка, попробовал, добавил соли. Крапива ждала, что молвит.
– Почэму?
– Хворобная я… – Шлях с перевязанным бедром напоказ отодвинулся, и Крапива торопливо добавила: – Не заразная. Но… Коснуться никого не могу. Боги сделали так, что кожа моя жжётся.
Третий шлях плюнул на две стороны и рявкнул:
– Аэрдын!
Шатай же пнул его ногой и хохотнул.
– Сам ты аэрдын! Это благословение Рожаницы! Чтоб такие, как ты, нэ распускали рук!
Крапива испугаться не успела, как раненый засмеялся в ответ и тоже пихнул Шатая. Тогда она осмелела.
– Я просилась с вами, потому что слыхала, шляхи не касаются своих женщин…
– Ещё как касаются! – перебил Шатай. – С дозволэния, но так, что жэнщины кричат от счастья!
В свете огня и без того всё казалось рыжим, но Крапива совсем уж покраснела.
– Ты сэла в сэдло нашего Шатая, – заметил одноглазый. – Знаешь ли, что это значит?
Крапива замотала головой, а Шатай насупился. Это заметили все, и раненый хмыкнул:
– Уж нэ рэшил ли хэлгэ взять себэ жэну обманом?
Тогда Крапива узнала, как вспыльчивы могут быть шляхи, и как много делала Свея, дабы не разозлить их. Шатай взвился с места и выхватил нож. Он кинулся на того, кто обозвал его хэлгэ, перемахнув через костёр и не задев притом котелка. Кривой даже мешать в нём не перестал. Крапива подорвалась остановить сцепившихся мужей,