– Пойдём, господине…
– Гдэ господинэ? – хохотнул Шатай. – Нэ вижу!
Крапива спрятала улыбку в ладонях.
– Шатай… Пойдём.
Тот плавно поднялся, и не поймёшь, как ноги успел расплести. Скомандовал:
– Вэди!
Сильно бы шляху пришлось постараться, чтобы заплутать: костёр у ворот виднелся от каждого двора, знай иди на свет. Но перечить травознайка не решилась. Не решилась бы она и разговор завести, да Шатай за двоих болтал.
– Ваши мужчины трусливы, как пищухи! Прячутся по домам, пока их жёны подносят нам питьйэ. Они нэ достойны красоты дщэрэй Рожаницы!
Крапива комкала в руках край пояса и не знала, что ответить. Ей посчастливилось не застать шляховых набегов, но как-то раз матушка глотнула лишней медовухи и рассказала, как оно бывает.
Она рассказала, что степняки приходят медленно. Их кони мерно и тяжело опускают копыта на землю, и звук этот словно набат. Им не помеха запертые ворота и высокий частокол – шляхи лазают по ним что звери, сжимая зубами кривые мечи. Они быстры и ловки, безжалостны и кровожадны. Они не трогают женщин, но убивают мужчин так, что никто не пожелал бы остаться в живых, увидев подобное. Дола обыкновенно прятала косы под плотным платком, и тогда Крапива узнала, отчего так. Оттого что волосы матери сплошь были седыми.
Весёлый шлях, что носил имя Шатай, не причинил бы Крапиве зла. Не он валял её в поле ржи, не он задирал понёву. Но те, кто пришёл с ним, сулили горе Тяпенкам. И девичье пение, что далеко разносилось в сумерках, несло не радость. Оно лишь заглушало страх.
Когда до большого костра, разведённого нарочно для встречи опасных гостей, оставалось всего ничего, Шатай замер. Он глянул Крапиве в глаза, и она нутром ощутила: в темени или при свете дня, а разглядит каждое движение и взмах ресниц.
– Скажи, Крапива, что прячэт от нас Матка Свэя?
Девка и сама бы своему лепету не поверила, но поделать ничего не могла.
– Помилуй, господине, как можно…
– Нэ ври мнэ. Она задумала зло?
– Мы не посмели бы…
Будь на месте шляха срединник, он не утерпел бы и стиснул девкин подбородок, заставляя поднять взгляд. И не думал бы, больная она али здоровая. Шляхи были приучены без дозволения женщин не трогать. Шатай лишь приблизился к ней так сильно, что Крапива ощутила его дыхание на щеках. Оно пахло горелой травой.
– Отвэчай.
– Никто не задумал против вас дурного. Свея… Мы все хотим мира.
– Мир что упрямый конь – поводья удэржит только сильная рука. Еэсли ваша Матка задумала зло, эта рука пэрэрэжет глотки всэм мужам в эё роду.
Родом шляхи звали не тех, кто одной крови, а тех, кто живёт на одной земле. Стало быть, мужами в роду Свеи считались и нелюдимый Деян, отец Крапивы, и молодшие братья, пока даже не отрастившие усов. У девицы во рту пересохло, а глаза застелила белёсая пелена. Она молвила:
– Когда боги создавали шляхов, забыли вложить им в грудь сердце.
– Нэ