Будучи выходцем из крестьянского сословия, Ноборо предпочёл бы, чтобы монахи совершили над усопшими погребальные ритуалы. Но спорить не стал, тем более что огонь в любом случае очистит их от скверны.
Пока асигару таскали трупы, Като вместе с иезуитом ещё раз обошли деревню. В какой-то момент он обратил внимание, что молодой человек что-то бормочет себе под нос.
– Уж не молишься ли ты там? – окликнул он христианина.
– О нет, что вы. Я просто удивлён, что в деревне совсем нет собак.
– Так они, наверное, тоже…
Самурай сам себя оборвал на полуслове. Если они обратились, то куда подевались? Им попались останки какого-то животного, возможно, пса. А, может, и козлёнка – по нескольким клочкам шерсти и паре кровавых луж поди определи. Домашним животным тут, как и в Сироиси, не повезло – их всех сожрали демоны. В прибрежных деревнях вообще держали немного скотины. Мяса японцы употребляли мало в силу религиозной традиции, а пахать рыбакам было особо нечего – море заменяло им рисовые поля. Но собак и кошек в посёлках всегда было полно. Коты, впрочем, никуда не делись, один даже сейчас таращил на них жёлтые глазищи, обернув ноги длинным хвостом. Видать, местные совершенно не верили в нэкомата*. Но куда исчезли деревенские пустобрёхи?
Поскольку кот не мог дать ответ на этот вопрос, Като спешно организовал прочёсывание местности вокруг поселения. Нашли животных спустя полчаса – один из асигару обратил внимание на воронов, кружащих над зарослями тростника на краю лагуны. Большая стая псов-бусо сумела загнать и загрызть лошадь, которую они слопали почти целиком. Их желудки оказались столь переполнены, что твари даже не пытались атаковать, а лишь тупо смотрели на людей своими мутными глазами. Пока последний из них не закрылся навсегда.
Спустя час огромный клуб дыма поднялся над сараем для хранения сетей. Убедившись, что пламя разгорелось, Като сделал знак двигаться – надо было успеть обследовать как можно больший участок побережья до темноты. К несчастью, весенняя погода переменилась, и с полудня духоту разогнал весьма сильный и холодный дождь, который смыл все следы на песке, в том числе и возможные отметины монстра, названного в корабельном журнале «адской тварью». Мокрые, уставшие люди понуро возвращались в тепло замка, мечтая о чашке горячего мисосиру* и сухой одежде.
– Кирин, – окликнул Като иезуита, нахохлившегося в седле.
Хотя голову юноши защищал от дождя шлем в виде широкополой шляпы, непривычные к такой тяжести мышцы шеи у него совершенно затекли. Плащ из соломы оказался плохой преградой для воды, льющейся со всех сторон несколько часов подряд. Так что вес этой, с позволения сказать, одежды увеличился раза в два, как не больше. К усталости и физическому дискомфорту добавились муки голода. Оказалось, что японские солдаты не считали нужным питаться в течение дня. Да, в тюрьме их кормили ужасно, и даже эти помои у него поначалу отбирали другие заключённые. Правда, потом на его защиту встали другие христиане, томившиеся в этих же застенках,