Отужинав, идут из «тошниловки»[2](опять выдала Настя). Грубоватый юмор – определяет Сандра, но ругает Риту, Маргариту Трофимовну:
– Надоели её откровения: «Бац – по морде, – фингал; бац – по морде, – отёк».
– Рита давно мужем не бита!
– А Галя: «Господи, спаси!»
– Валя – чёртова краля.
И они хохочут! Они идут в темноте, хохоча и смеясь. Они не верят в бога, у них нет мужей. И не надо! Детей нет, и, наверняка, не будет никогда! И это так хорошо!
Кое-как удирают. Туда, где гремит музыка.
– Давай – на пригорок, оттуда видно, – предлагает Настя.
Не на танцплощадку?
Динамики гремят знакомым итальянским мотивом. Италия, будто рядом: там и тут – океан.
Сандра ликует: у неё доброе, открытое общение! Она дружит по одной схеме: лучше тебя нет никого, и другие люди – против нас двоих. И я буду охранять тебя, беречь, дорогая моя Настя! Но знает об этой девушке немного. Телефонистка, родилась в городе Клин. У неё маленький братик и маленькая сестрёнка. Ей целых двадцать два года! Что ещё узнала в долгой дороге? Больше никакой информации? Но она такая добрая, а, главное, внимательна к словам эрудированной визави.
А Рита в дороге, когда Настя вышла из купе: «Вы давно такие дружные?» «Нет, мы в этой конторе…» «А-а», – тянет Рита, Маргарита Трофимовна, которой они по велению начальницы конторы отдают временно в обмен на проездные билеты свои паспорта. Но это – не одно удивление удивительного вояжа.
Настя отказалась выйти в танцевальный круг. Они, будто две девочки, глядят с галёрки на балет.
– Уродки!
У Сандры пара книг. Учебник и стихи (Апухтин, Соловьёв, брат теософа)… В памяти и другие авторы, не только поэты. Прочла немало за долгие и трудные, – думает она, – восемнадцать лет.
Комментарий:
– Это не люди! Ишь, топают! Пыль клубится. Дарвинизм…
Они, молодые и здоровые, глядят на этих уродов в пыли, хохоча и смеясь. Они-то – не уродки. Настя, правда, считает себя неуклюжей. Она не любит своё имя (не Алла!), но от этой неправильной оценки её избавит новая подруга.
Итальянская музыка гремит курортным вечером:
«Мам-ма-ма, мам-ма Мария!»
– Воздух, – роняет Настя. – Ну, как в Одессе…
– Да это же юг! – кивает Сандра.
Она любит Крым, Евпаторию. Она и её родня летом отдыхают в Крыму. В Одессе не была.
– А ты отдыхаешь там? – и будто натыкается на преграду.
– Я жила там. Рядом с портом. Моя мать проститутка.
– Твоя мама?!
Вот это кошмар! Сильнее того, что у Риты (муж алкоголик, её бьёт). А в дороге Настя этого не говорила. Да и вообще не говорила ничего.
– А теперь мы на сто первом километре, и она в прачечной работает. Нас выселили из Одессы.
– И давно?
– Этой зимой. Вернулись в Клин. Клин клином… Но и оттуда… В деревню.
– И брата и сестру – в деревню?
– Да.
Надо же, на сто первый километр! Туда из Москвы выселяют не нормальных людей…
«Её надо выселить на сто первый километр!