– Вы, наверное, и не слышали про такой? – спросила она свозь слезы.
– Почему же не слышала? Слышала, правда, бывать не приходилось. В нем наш великий писатель Федор Михайлович Достоевский ссылку отбывал. Но давай-ка мы с тобой о другом поговорим…
Давно уже вернулся мой сын и с немым удивлением смотрел на то, как его мать и незадачливая аспирантка сидят на диване обнявшись, обливаются слезами и перекидываются фразами на совершенно не понятном ему языке.
– Вот, что, Катюша, – сказала я уже по-русски, – перебирайся-ка ты из своего общежития к нам. У нас как раз свободная комната имеется. А чтобы вот этот бесчувственный увалень тебя не обижал, я буду следить сама. А там посмотрим… Договорились?
В ответ она вспыхнула жарким румянцем и зарыдала уже в голос.
Нужно ли говорить, что скоро в нашей семье был уже не один, а два кандидата технических наук. Почему два? Потому что через несколько месяцев сыграли мы свадьбу. Довольно скромную, учитывая наши финансовые возможности, но веселую.
После ухода Кати, сын еще долго допытывался о характере нашего разговора, но я стояла как та скала, и не слова не сказала о чувствах девушки, предоставив ему самостоятельно пройти весь путь от антипатии до любви. И еще он постоянно твердил мне, как бы извиняясь за что-то, что он уже старый и толстый.
– Посмотри, какой у меня живот! Самому на себя смотреть противно. Разве могу я такой понравиться молоденькой девушке?
– Ну, о том, чтобы живот не висел, самому заботиться нужно. Кстати, если ты думаешь, что твой папа был вылитый Аполлон, когда я выходила за него замуж, то очень глубоко ошибаешься. А кроме того, у казахов в народе, как я слышала, еще до сих пор есть такое представление: чем у мужчины живот круглее, тем это престижнее. Понял, меня?
Ему еще многое нужно было преодолеть в себе, прежде чем он отважился сделать предложение своей Катиме.
Сейчас у меня подрастает троица прелестных внучат, раскосеньких в маму и пузатеньких – в отца.
Я, разумеется, от всех них без ума.
Мой охотник
Спустя почти полгода после нашего столь неожиданного возвращения, зимним морозным днем к нам в квартиру позвонили. Я открыла дверь. На пороге стоял, как мне показалось, незнакомый человек, в бороде, и немыслимой, вероятно, собольей шубе, на голове у него был экзотический треух из того же меха, что и шуба, а на ногах – щегольские унты. В нем было что-то отчаянное и порождало ассоциации то ли с героями Мамина Сибиряка, то ли Джека Лондона.
В первый момент я его совсем не узнала, только глаза показались знакомыми: это был мой охотник!
Уже в прихожей Гена снял не только верхнюю одежду, но и накладную бороду, и превратился в прежнего моложавого парня.
Однако было что-то