Я сидела на завалинке, опустив голову, и водила концом сухой ветки по песку. Рядом вздыхала и мялась Мира. Она то и дело оглядывалась на дом или, скорее, избу за моей спиной. А оттуда долетали возмущенные крики.
Фьерна снова ругалась с отцом.
Старый Агмунд хотел нас выгнать. В его глазах мы были злодейками и представляли опасность для всей деревни. Точнее – стаи.
– Папа, Инна – моя подруга, как ты не понимаешь! – неслось из приоткрытых окон.
Ни Фьерна, ни ее отец даже не подумали, что их нужно закрыть. И уж тем более обоим было плевать, что мы с Мирой все слышим.
– Нет, это ты не понимаешь! – ярился Агмунд. – Человек не может быть другом волку! А эти двое еще и лейвы в бегах! Маги придут за ними, ты этого хочешь?
– Не придут. Я запутала следы!
– Я тоже когда-то так думал!
– Папа, пойми, мы должны помочь Инне!
– Помочь человечке, из-за которой погиб мой сын?
– Нет! Ради которой!
Голос Агмунда перешел в звериный рев, полный тоски.
Старый шаман тяжело переживал утрату Ардена. Но вряд ли тяжелее меня.
Из трех дней, проведенных здесь, первый я рыдала и билась в истерике. Второй – пролежала безучастная, молча глядя в потолок и чувствуя, как слезы катятся по щекам. А на третий вышла из дома.
Точнее, это Мира и Фьерна заставили меня выйти. Буквально вывели. Потому что за это время я не съела ни крошки хлеба, не выпила ни глотка воды. Просто не могла. Смотрела на пищу – и мне становилось тошно.
Все это время, с той секунды, как я очнулась, гибель Ардена стояла перед глазами. Раз за разом я переживала тот ужасный момент. Снова и снова вспоминала его до мельчайших подробностей. И все глубже погружалась в пучину своего горя.
Меня ничего не интересовало. Ничего не пугало и не радовало. Словно я сама умерла вместе с ним.
На вечер третьего дня даже слезы закончились.
Сейчас мои глаза были сухи.
– Вредный старикашка! – прошипела Мира и стиснула кулаки. – Раз он так хочет, чтоб мы ушли, то мы уйдем! Но перед уходом я спалю этот сарай, который он называет домом!
– Слышала?! – за окном взвился Агмунд. – И ты хочешь, чтобы я им помогал? Да я скорее лапу себе отгрызу!
– Вот старый пройдоха, – то ли восхитилась, то ли выругалась Мира. – А все три дня делал вид, что глухой!
Арден…
Я посмотрела на узор, который машинально выводила веткой на песке.
Линии и завитки сложились в знакомое имя. И снова внутри что-то сжалось. Грудь сдавило, к горлу подступила горечь.
Губы задрожали.
Как бы я хотела сейчас закричать. Выпустить свою боль.
Но не могла.
Не получалось.
Поэтому просто сжала ветку – и переломила ее. А потом бросила обломки под ноги.
Хлопнула дверь.
Из дома выскочила раскрасневшаяся, взъерошенная Фьерна.
– Раз так! – крикнула она, обращаясь к отцу. – То я уйду с ними!
– Нет! – взвыл Агмунд. – Твое бегство сделает только хуже! Ты должна вернуться в Саартог!
– И не подумаю!
Резко развернувшись, так, что черная коса змеей взлетела в воздух, Фьерна направилась к частоколу, окружающему двор. Рывком дернула на себя калитку и оказалась на пустынной деревенской улице.
Я сидела как раз напротив калитки. Когда оборотница пронеслась мимо меня, я невольно подняла голову.
Шумно дыша, Фьерна замерла посреди улицы. Кроме ее дыхания с той стороны не доносилось больше никаких звуков.
Ни голосов людей, ни птиц, ни животных. Там даже ветер не шелестел листьями. Словно деревенская улица полностью вымерла.
Напротив калитки, через дорогу, стоял старый дом, сложенный из бревен, как и дом Агмунда. Я перевела взгляд на него.
Сруб выглядел потемневшим от времени. В маленьких окошках с белыми ставнями не мерцали огни, хотя уже вечерело. Из трубы не шел дым.
Присмотревшись, я заметила, что забор завалился, а дорожка к дому и двор заросли сорняком.
– Это дом Грегора Хаксли, – раздался за моей спиной тихий голос.
Мира,