Ключи… в кармане были ключи! Ко мне, никак, решили зайти, погрустнел риэлтор. Но там ни черта и нет! Как в сказке, отдашь грабителям то, о чём ты, странник, не ведаешь. Сто репьёв вам в глотку, уныло подумал Субботин. Что найдёте, всё ваше. Зачем я сюда зашёл? Ларёк подкупал не только причудами ассортимента, но и неожиданной гаммой запахов. От застарелой табачной вони до дешёвого лосьона после бритья. Впрочем… лосьон-то, кажется, оставили несуразные эти бандиты. Слегка качаясь, Субботин расплатился и вышел. Кассирша, гортанная дама с усами, опрятно ругалась матом. Знакомые слова переливались у неё во рту, как бусинки, обретая утреннюю свежесть звучания. Субботин только кивнул на вызов: сдачи нет! – и вышел на свежий воздух.
Звенели трамваи. Развевал случайные знамена промозглый ветерок от Невы. Дышать на Петроградке по-прежнему было нечем. Задыхаясь от ходьбы, Субботин подошёл к подъезду, толкнул опять не запертую дверь и тяжело зашагал на четвёртый этаж. В окнах тускло бродил рассвет, весёлый, как зарплата комедианта. Тревожил жёлтый свет фонарей, не зря большой, полузабытый писатель публично проклял мартовскую мимозу. Город скрипел и бился, бессильно ожидая всегдашнего брожения по венам своих беспорядочных обитателей. Объятый покоем, он бесконечно был близок к смерти, но его ничто уже не пугало. На зубах Субботина скрипела ломаная линия горизонта, вся в песчаных изломах и брызгах спутниковых антенн, заброшенных мансард, каминных труб и чердачных окон. Субботин позвонил, постучал в дверь ногой. Внутри лениво замялось, забилось об пол. Но дверь соседи по коммуналке не открывали.
– Открой, Михеич! Свои, – прохрипел Субботин. От отвращения к просительной интонации его аж перекосило. Дитё какое, ключ потерял. Загремел дверной крюк, похожий на те, какими браконьеры ловят сомов. Дверь распахнулась.
– Свои по ночам не шастают! – объявил, зевая, таксист Михеев, поклонник Конфуция и сосед по коммуналке. Михеев был высокий сухопарый мужчина лет сорока пяти, с испитым хрящеватым лицом, испещрённым мелкими шрамами и увенчанным длинным поломанным носом. Таксист профессионально разговорчив, философичен и насмешлив, как большинство таксистов, однако добропорядочен, как мало кто в среде работавших по извозу. Физиономия Василь-Егорыча вызывала в памяти распаханный осенний полигон для танковых поединков. Михеев, и в самом деле, был когда-то водителем танка. Острыми буравчиками глаз разглядывал он мир сквозь смотровую щель замысловатых восточных взглядов, но абсолютно без фанатизма. Ушел на пенсию досрочно, по не вполне понятным причинам, от которых по ночам издавал порой тоскливые стоны. Как бы то ни было, Егорыч на гражданке стал вполне исправным таксистом. Сейчас лицо его исказилось от любопытства:
– Вот вам нате… хрен в томате! Чего домой не заходишь?
– Ключи куда-то утратил, – сказал, задыхаясь,