Тот факт, что Филлип мог позволить себе оплатить надругательство над домом – просто выложить деньги и решить вопрос – без каких-либо угрызений совести, только лишний раз демонстрировал, к сколь разным мирам мы принадлежим.
Филлип пожал плечами, его губы расплылись в улыбке, беззаботной, как вся его жизнь.
– Я… слушай, это свадебный подарок. Свадебным подаркам полагается быть выпендрежными.
– Выпендреж – это подарить жениху и невесте одинаковые часы «Ролекс». Выпендреж… – я сделала паузу для пущего эффекта, – это медовый месяц на Гавайях. А это… это за гранью разумного, чувак. Ты всех нас привез нас в Японию. Первым классом. А потом арендовал этот гребаный императорский дворец или как его…
– Это не дворец! Это просто особняк. И, строго говоря, я его не арендовал. Я только добыл нам разрешение провести здесь пару дней.
– Ну-ну. Можно подумать, это как-то снижает градус идиотизма.
– Тс… Стой-стой-стой. Притормози. Я понял, понял. – Филлип опустил чемоданы на пол и со сконфуженным видом потер ладонью затылок. Университетская спортивная куртка до сих пор идеально сидела на его широких плечах квотербека, взблескивала желтым и синим там, где на нее падало солнце. Фамилия Филлипа сияла в лучах заката, являя собой образец доблести и стильного дизайна. Идеальный мальчик-картинка – все вожделели его, точно порочного удовольствия. – Слушай, серьезно. Ничего такого тут нет.
– Ага, ничего такого для долбанутого миллиардера.
– Ко-о-о-ошка.
Вы когда-нибудь ныряли «бомбочкой» в холодное озеро? Шок от давнего воспоминания дает похожие ощущения, каждый нейрон в твоем теле поет восторженную осанну: «А вот и мы! Ты нас забыла, но мы тебя – нет».
Лишь один человек так произносил мое имя.
– Лин приедет? – Я провела языком по краю зубов.
– Ничего не могу сказать.
Однако улыбка у Филлипа стала такой масляной, что хоть на хлеб мажь. Я старалась не показать своего смятения, сохранить лицо спокойным, но в голове бешено завертелся калейдоскоп непрошеных чувств. С Лином я не разговаривала с тех пор, как слегла в больницу со смертельной тоской, чудовищным внутренним опустошением, которое не под силу было смягчить сну, которое не могло излечить ничего, кроме туго затянутой петли. Шесть дней спустя врачи отпустили меня домой с полными карманами таблеток, рецептов и брошюр, пропагандирующих здоровый образ жизни. Шесть месяцев я прожила затворницей, посвятив себя самосовершенствованию, университету и изучению японской литературы, которую я временно отложила в стол – в прямом и переносном смысле.
Когда я вернулась в общество, оказалось, что там готовятся к свадьбе и что жизнь так аккуратно заполнила ранее занимаемое мной пространство, будто меня вовсе никогда и не было.
Глухо хлопнула дверь, мы вздрогнули и повернулись на звук, точно шестерни механизма. Вся моя грусть куда-то схлынула. Честное слово, если представшее моим глазам зрелище не было чистым волшебством, квинтэссенцией совершенства, тогда ничто в этом мире не имеет права называться прекрасным.
Они были идеальны. Стоп-кадр из рекламного ролика Hallmark: в воздухе кружатся осенние листья, на заднем фоне высятся буки и туи, небесный свет льется сквозь ветви, и вот появляются Фаиз и Талия, их руки переплетены, они не сводят глаз друг с друга и улыбаются так старательно, что хочется пообещать им одно: что так оно и останется навсегда, навечно, неизменным.
Суэномацуяма нами мо коэнаму…
Моя голова дернулась. Я явственно его слышала – бормочущий девичий голос, приятный, хоть и хрипловатый, похожий на шорох истершейся ткани, на последние скрежещущие звуки испускающего дух граммофона. Галлюцинация. Наверняка галлюцинация. Пусть это будет галлюцинация.
– Что-то страшное услышала? – спросил Филлип.
Я с усилием натянула на лицо улыбку:
– Ага. Тут прямо передо мной безголовая дама парит в воздухе и говорит, что убила себя, потому что ты так и не позвонил. Нехорошо динамить людей, чувак. Непорядочно это.
Веселье Филлипа как ветром сдуло, теперь уже по его лицу пробежала тень давних воспоминаний.
– Погоди. Слушай, если ты все еще злишься из-за…
– Все уже в прошлом, – покачала я головой. – Преданья старины глубокой.
– И все равно прости.
Я напряглась:
– Ты уже просил прощения.
– Знаю. Но тогда я облажался. Насчет нас с тобой… мне надо было придумать более подходящий способ все закончить, и… – Филлип взмахивал руками в такт своей покаянной речи, его черты