– Блин, Илья, вот объясни… – Полина сделала музыку потише и принципиально не перешла на шепот. – Что мешает просто хорошо учиться, поступить в универ и переехать в Москву? Просто потому, что ты умный и талантливый.
– Вот ты дура, Максимова! Ты что, долбаная консерваторша? – Козорезов зло сплюнул себе под ноги. – Просто так, что ли, свою биологию ботаешь? Знаешь, что такое естественный отбор? Никакая Москва тебе не светит. И никому из нас. Они… – Парень широким жестом обвел стоящую перед ним школу. – Ты хочешь сказать, что они нас тут чему-то учат? Разве что быть послушными. Подчиняться. Знать мало – и только то, что положено. Шаг вправо, шаг влево – педсовет, исключение и – привет, микрозаймы, ББД, ипотека и пенсия, блин. И из этой ямы ты потом никогда не выберешься. Нас закрыли в гетто и скоро просто сожрут, без остатка. Пора напомнить им, что мы существуем. И я тебе предлагаю перестать быть пассивной и немно-о-ожечко подумать своей головой.
– Я и думаю – в отличие от тебя, Козорезов. Ты реально веришь, что у тебя получится устроить революцию? Ну так я тебя расстрою. До Москвы революции не докатываются.
Полина сжала наушники, собираясь уходить, но Илья схватил ее за руку:
– Вот именно! Ты хоть поняла, что сказала? Нам. Ничего. Здесь. Не светит. Никогда. Ну вот что ты будешь делать, когда закончишь школу? Твоих знаний хватит максимум на то, чтобы стать тут училкой. Универ в Москве стоит бешеных денег – и ты никогда туда не поступишь. Даже ты. Хочешь на Завод? Ну ладно, допустим. Но на этом все.
Илья и Полина смотрели друг на друга исподлобья, волком. Вокруг кричали и носились младшие ученики, хлопали друг друга по ногам синими рюкзаками; шумели поредевшие золотые клены вдоль решетчатого забора и потрескавшейся от времени асфальтовой площадки перед школой; в руках Козорезова еле слышно шипела ракетка. Проекция на ней покрылась мелкими полосками еще неделю назад, когда кто-то из учеников с размаху прыгнул на нее двумя ногами.
– Я на алгебру, – бросила Полина, наконец стряхнув руку Козорезова. Она еще раз зачем-то посмотрела на Зоркого – чуть дольше, чем того требовала ситуация, – и быстро пошла в сторону школы. Агата, обернувшись пару раз, заторопилась следом.
Илья и Зоркий переглянулись.
– Ну и на хрена она нам нужна? – Козорезов устало бросил мигающую ракетку на стол.
– Потерпи, – тихо ответил Зоркий, глядя, как ракетка приятеля подпрыгивает, будто живая, на неоново-зеленой поверхности стола. – Она сечет в биотехе. Говорю тебе, она пригодится. Это наш входной билет на бал.
– Таким образом, – биологица Ирина Львовна резко и хлестко двигала красную точку лазерной указки по доске, – в онтогенезе выделяют два периода: эмбриональный – от образования зиготы до выхода из яйцевых оболочек и постэмбриональный – с момента рождения и до смерти. – Последним словом она буквально припечатала учеников. – Вопросы?
В классе повис хрустящий шепоток, который обычно говорил о том, что Карпова не дождется своего «леса рук» после теоретической