Улица Сент-Растиньяк строилась в течение многих лет и была самой большой в городе. Родовое поместье Курцев, сначала дворян, а затем капиталистов, стояло одиноким, старым, покосившимся зданием, отгороженным от прочих построек полусгнившим забором из потемневшего от времени дерева. Пробравшись через заросший двор, я постучался в дверь. Спустя довольно долгое время дверь со скрипом отворилась, и передо мной предстал хозяин дома. Первыми чувствами, возникшими во мне, были жалость с оттенком отвращения. Из-под тяжелых век на меня глядели матовые ониксовые глаза: в центре их – чернота, рассеивающая свет, за серой, выцветшей радужкой – море белка с тускло-желтыми волнами, пронизанными редкими красными сосудами. Лицо покрывала неопрятная седая борода; волос на голове почти не осталось. Сюртук его был чем-то заляпан в районе предплечья правой руки. Под ногтями скопилась вопиющая грязь. Сам Курц представлял собою больше скелета в одежде, нежели человека. Поинтересовавшись целью визита, Витольд пустил меня в парадную. Мне уже говорили, что Курц не уделяет внимание дому, сам питается хлебом и водой, но куда-то тратит все деньги. «На хмель» – предположил я сразу. Войдя внутрь, я убедился, что рассказанное было правдой: парадная представляла собой большой пыльный коридор, на вешалках висела съеденная молью одежда. На полу лежал всякий мусор.
– Здесь не очень опрятно, – оправдывался старик, – лучше пойдем ко мне.
– Вы живете одни? – вырвался у меня вопрос.
Он ответил утвердительно и даже спросил, зачем ему еще кто-то? То ли жалкий вид Курца так на меня влиял, то ли обстановка его дома, но я в этот момент стал особенно прямолинейным и даже грубоватым, о чем пожалел через некоторое время. Сказал ему, что неплохо было бы нанять домоуправителя. Ответ меня немного ошарашил:
– Зачем, Уинслоу умер…
– Кто?
– Наш старый управитель.
Тон его был чрезвычайно мягок. Чувство жалости во мне все усиливалось. Но я вспомнил, что у моего визита была четкая цель, и сосредоточился на ней. Когда мы взбирались на второй этаж, лестница подо мной грозила обрушиться в любой момент. Я задыхался от затхлости воздуха. Через некоторое время мы дошли до комнаты, которая служила обиталищем Витольда Курца. Я был готов к худшему.
Во время разговора с хозяином дома в его комнате я подмечал все детали постепенно, но опишу тебе, мой читатель, все сразу: так у тебя появится полное, а не обрывистое впечатление. Стоит сказать, что во всем доме эта комната была самой поражающей и самой чистой. Все здесь было в порядке касательно