Для Селесты победа была вопросом жизни и смерти. Не только для нее, но и для всего ее народа.
Для Айслы все обстояло еще сложнее. Никто не осознавал, насколько сократилась численность ее народа. Диких умирало гораздо больше, чем рождалось. С каждым поколением они утрачивали силу. Леса уменьшались. Животные вымирали. Если положение будет ухудшаться такими же темпами, к следующему турниру диких могло не остаться совсем.
Айсла не приняла план Поппи и Терры. Он был слишком сложным. Слишком унизительным.
Поэтому вместе с Селестой она разработала новую стратегию.
– Мне пора, – сказала подруга после того, как полностью осмотрела комнату Айслы. – К твоему сведению, твои покои лучше, чем мои. Зато моя комната не в таком старом, насквозь продуваемом углу замка.
Айсла закатила глаза.
– Увидимся за ужином.
На пути к двери Селеста лукаво улыбнулась.
– Ну что, начинаем.
Глава 3. Кровь
Солнце закатилось. Похожее на огромный желток, оно уже наполовину скрылось за горизонтом, когда Айсла открыла двойные двери балкона и загляделась на всходящую луну. Собираясь к ужину, правительница диких ходила в одной комбинации. Тонкие белые занавески развевались на ветру, касались ее рук, задевали голые колени и пальцы ног. Она выскользнула на балкон, почувствовала холод камня под ступнями. Вдохнула соленый запах моря.
Айсла осторожно взобралась на широкие каменные перила, подтянув колени к груди. И так же, как делала дома, оставаясь одна в своей комнате, когда ей становилось тревожно, одиноко или она чувствовала себя загнанной в угол, Айсла начала петь.
Пение считалось стихией диких, искусительниц – как у их сестер, морских сирен. Голос Айслы был неестественно хорош – мягкий, как шелк и бархат, завораживающий, как сон. Она это знала и сама любила его звучание. Ей нравилось, что ее голос может быть глубоким, как океан, и высоким, как перезвон ветра. Айсле не требовалась музыка, чтобы петь. Море внизу стало для нее инструментом, его волны с грохотом разбивались об истязающие их белые скалы острова, словно в попытках добраться до гостьи и разглядеть получше.
Она пела и пела, без особого смысла, мелодия текла свободно. Айсла позволяла своему голосу литься, доходить до верхних нот и затем падать, словно рисуя звуком картину на бесконечном холсте. Она пела морю, луне, надвигающейся тьме. Всему тому, чего не могла видеть из своих закрашенных окон дома в Новоземье Диких. Айсла закончила на высокой ноте, стараясь растянуть ее насколько хватит воздуха. Она улыбнулась про себя, как всегда удивившись возможностям своего голоса. И, как всегда, испытала облегчение от того, что пение избавляло ее от самых мрачных мыслей.
Вдруг раздались аплодисменты.
Айсла резко обернулась и увидела мужчину на другом балконе недалеко от нее. Незнакомец стоял в глубине замка – она не сразу его заметила. Айсла ахнула, застигнутая