– Оставь! Нет смысла открывать окна. Здесь все равно будет сидеть Сорайя. Просто приходи уже… Вечереет…
– Нури, – перебил жену Асфанд, – ты уверена, что знаешь, что делаешь? Эта девчонка умыкнет жемчуг Назии, если оставить ее здесь одну.
– Хватит волноваться! – недовольно сказала она. – Просто спускайся ко всем. Кажется, я видела, как в ворота вошел Салим-бхай.
– Еще и он придет? Нури, да ты издеваешься! Ты хоть представляешь, насколько тяжелой будет эта вечеринка?!
Притворившись, что не услышала, рассерженная Наурин покинула комнату. Асфанд заметил, что жена на нервах, – будто актриса, впервые собравшаяся выйти на сцену.
Смерть объединяет
Салим окинул взглядом свое отражение в зеркале у входа и мнительно убрал за ухо седую прядь. В самом начале супружеской жизни он стягивал доходившую до плеч гриву в аккуратный хвостик, боясь строгого нагоняя от жены.
– Мужчины с длинными волосами выглядят неопрятно, – дразнила она Салима, пропуская между пальцев секущиеся концы его кудряшек. – Сделай себе короткую стрижку. Я удивлена, что Алтаф-бхай до сих пор не велел тебе постричься.
В первый раз Салиму захотелось отругать ее за столь легкомысленные слова о бхайе – его недопонятом пророке, который отчаянно пытался заботиться о благополучии утратившей иллюзии диаспоры мухаджиров[8]. Небрежный цинизм жены остро напоминал ему, как мало она знает о его трудностях и мотивациях. Стоило ей копнуть глубже, и Салим рассказал бы ей больше о правом деле, которое часто заставляет его быть вдали от дома, объяснил бы, что за этим стоят десятилетия репрессий.
Рассказал бы о старшем брате, которого элита синдхов презрительно называла хиндустани, когда он учился в синдхском университете, потому что их семья переехала в Пакистан с севера Индии, когда произошел Раздел[9]. Салим упомянул бы, как его брат боролся за сохранение своей национальной идентичности, отказываясь сдавать экзамены на синдхском языке вместо урду. Если бы Назия задавала вопросы, она бы узнала о первых днях Салима в университете Карачи, когда он присоединился к Всепакистанской организации студентов-мухаджиров и поклялся защищать других мухаджиров от эксплуатации. Она бы узнала, как другие студенты дразнили его, когда он собирал пожертвования на дело организации. С самого начала было столько всего, чего Назия не знала и даже не пыталась узнать о Салиме.
Когда замечания, сопровождаемые лукавым смехом, участились, Салим понял, что они не несут в себе дурных намерений. Иногда он в ответ на ее шутки изображал яростное негодование, и тогда они дружно хихикали, как дети. В конце концов, легкие, но настойчивые комментарии Назии убедили Салима, и он согласился на компромисс: подвязал свои непокорные пряди одной из резинок