После революции сначала переименована во Вторую Петроградскую гимназию, а затем – I единую трудовую школу Казанского района.
Пашкова Т.И. Гимназии и реальные училища дореволюционного Петербурга. 1805 – 1917 гг. Исторический справочник. СПб., 2015. С. 127.
АВЕНАРИУС
«Из этого более гуманного времени мне особенно памятны гувернёры Соколов и Авенариус. <…> Авенариус не был настолько экспансивен, и в нем говорила, кажется, шведская кровь; он был очень серьёзный и с виду как бы сердитый, но в действительности это был добрейший и благожелательнейший человек, узнав его короче, мы, пансионеры, очень полюбили его и часто беспокоили своими недоразумениями при приготовлении уроков».
1850-е – н. 1860-х гг.
Иностранцев А.А. Воспоминания (Автобиография). СПб., 1998. С. 37.
АЛЕКСЕЙ ПЕТРОВИЧ АЛИМПИЕВ
Сын протоиерея, родился в 1797 г. Окончив Тверскую духовную семинарию, он с 1818 до 1853 г. состоял на службе сначала в столичной губернской гимназии, затем в Высшем училище и, наконец, во Второй гимназии. На первых порах преподавал русский язык и латынь, одновременно выполняя функции гувернёра. После преобразования гимназии в Высшее училище на него были ещё возложены обязанности учителя истории и географии, а также письмоводителя Хозяйственного комитета Помимо Второй гимназии Алимпиев преподавал словесность в других учебных заведениях столицы: Институте корпуса горных инженеров и Аудиторской школе при батальоне военных кантонистов. Кроме того, в Императорском Театральном училище он читал курс драматического чтения и археологии. Написал несколько учебных пособий по логике, риторике и теории словесности.
Курганович А.В. Историческая записка 75-летия С.-Петербургской второй гимназии. Ч.1. СПб., 1880. С. 129;
Курганович А.В., Круглый А.О. Историческая записка 75-летия С.-Петербургской второй гимназии Ч. 2. СПб., 1894. С. 262 – 264, 355.
«Учитель русского языка в старших классах А.П. Алимпиев был хороший краснобай, ученики любили его как рассказчика».
А. Родионов, 1832 – 1840 гг.
Пятидесятилетие 2 С.-Петербургской гимназии. СПб., 1880. Вып. 1. С. 10.
***
«Эти три деятеля (А.П. Алимпиев, М.К. Иващенко, А.В. Шакеев – Т.П.), имевшие громадное значение и силу в Педагогическом Совете гимназии, резко отличались друг от друга, и в особенности первый и второй. Первый был представитель всероссийского добра, а второй, не смотря на все хорошие качества его как преподавателя, в понятиях гимназистов того времени считался духом зла.
Александр Петрович Алимпиев1 действительно олицетворял собой идеал всероссийского благодушия: ленивый и беспечный, весёлый и ликующий, всегда с приятной улыбкой на устах, он был скорее прелестный воспитательный собеседник, нежели преподаватель, но собеседник исключительно по своему предмету2: о литературе и эстетике, о форме, красоте и певучести стиха того или другого родного поэта. Весьма часто увлекаясь красотами картин Гоголя, которого он был горячим поклонником, Александр Петрович терпеть не мог задавать, а ещё более спрашивать уроки! Но зато он развил в нас любовь к отечественной литературе, фантазию и самодеятельность мысли, позволяя нам писать в форме классных сочинений все, что только взбредёт каждому в голову. Поэтому немудрено, что в форме таких сочинении появлялись в прозе и стихах нескончаемые романы, повести, комедии, периодические журналы и газеты3, приноровленные к миру гимназическому, в которых обрисовывались зарождающиеся характеры товарищей. Это был самый весёлый и приятнейший из классов в неделю4. Что касается до уроков по уставу, т.е. по отношению к программе годичного курса, то учении сами должны были знать, что приготовить к следующему классу. Оригинальность такого отношения Александра Петровича к ученикам была до такой степени поразительна, что он во время уроков сам никогда не вызывал учеников высших классов для ответа, а сами ученики. по известной определённой между ними очереди (вернее – стачке), без всякого вызова выходили на кафедру и отвечали. Причём Александр Петрович, будучи слегка туг на ухо, нередко подходил к кафедре и пренаивно-лаконически спрашивал: «О чём?» Получив ответ, он произносил обыкновенно многознаменательное «А-а-а!» как бы обращая тем особенное внимание класса на сообщаемое с кафедры, а затем, засунув по обыкновению руки под фалды вицмундира, начинал свою величавую прогулку около кафедры, подчас выделывая той или другой ногой лёгкие, столь памятные нам антраша5.
Благородные же россияне, пребывавшие в классе в качестве учеников, забыв о многознаменательности предмета, сообщаемого с кафедры их собратом, и будучи вполне гарантированы добрым обычаем, что их никто и ничто не потревожит в этот урок, безмятежно предавались совершенно иным, не только посторонним, но даже и запрещённым занятиям, как например: