волостной совет и объявили им о начале продовольственных развёрсток. Речь держал незнакомый сельчанам молодой мужчина в кожаной куртке и с наганом на боку. Он пространно рассказал им о бедственном положении страны в части продовольственного обеспечении и призвал крестьян к неукоснительному исполнению доведённого до волости задания. В завершении своей речи приезжий сказал: «Всяк, кто будет уклоняться от выполнения продразвёрсток, саботировать их или укрывать от изъятия зерно, будет наказываться советской властью по всей строгости закона». «А если нынешнего урожая на свою семью не хватает – как быть?» – спросил кто-то из крестьян. «Тогда за него пусть сдадут те, у кого зерно в излишках и находится в скирдах с прошлых лет», – ответил чужак. «Да, у нас такого почти не осталось. Колчаковцы тоже наш хлебушек любили», – послышался весёлый голос. «Хорошо будете искать – найдёте. А чтобы не вздумали с властью в прятки играть, к вам скоро продотряд прибудет. Он вас научит новую власть любить», – ответил мужчина в кожаной куртке. «А что мы за свой хлебушек получим? Раньше-то нам за него различные хозяйственные товары давали, плуги, бороны и жернова», – спросил Аверин Емельян. «Советская власть не может вас пока отоварить всем этим, так как заводы и фабрики не работают, а рабочие воюют с разными контриками. Поэтому рассчитываться с вами будем позже, а сейчас только самым необходимым – солью, сахаром, керосином и прочей мелочёвкой», – ответил чужак и добавил: «За выполнение продовольственного налога в первую очередь будет отвечать волостная власть. Если она пойдёт на поводу жителей села, то мы её в один момент поменяем». Со схода мужики возвращались в подавленном настроении. «И так урожай ноне плохой, так ещё продовольственный налог какой-то выдумали. Как его выполнять, если в амбаре мышь удавилась?» – ворчал Сидоров Митрофан Гордеевич, почтенный старец и вдовец. «Да и мы остатки прошлогоднего запаса ещё зимой с сыном обмолотили, а три скирды казаки осенью спалили», – задумчиво высказался в унисон Иван Васильевич. «Да, мужики, большаки с белыми за власть дерутся, а мы их кормить должны. Не по-божески это», – поддакнул Долгих Лазарь Ильич.
Придя домой, Иван Васильевич сел в кути на табурет и, низко опустив голову, подумал: «Видно веки веков не жить нам хорошо. Раньше хоть в центральной Рассей зажимали крестьян, а ныне и до Сибири добрались. Какой год уже нас обкрадывают все кому не лень». «Ты чо, тятя, такой хмурый? Случилось что?» – подсел рядом Василий. «Случилось. Советская власть без хлебушка нас решила оставить. Голодом хочет выморить, а земли себе оставить. Сегодня на сходе нам раздали бумажки, в которых сказано, кто и сколько обязан сдать зерна. Да ещё и на станцию сами должны отвести. Ты грамотный, на, посмотри, что в ней написано», – ответил Иван Васильевич и протянул сыну бумажку. Василий развернул листок и стал читать: «На основании постановления Тюменского губисполкома советов и коллегии губпродкома о развёрстке хлебофуража и маслосемян, вашему хозяйству подлежит
