– А на этом кладбище есть плиты?
– Какие плиты? Плитка, что ль? Нет, у моих плитки нет. Где мне взять на это денег? Может ты подсобишь?
– Нет, я про плиты вместо памятников, как раньше хоронили, в старину. Тут есть такие участки?
– Нет там плит никаких, – Свете почудилось, что старик аж протрезвел, до того был ошеломлен ее странными вопросами. – Тьфу на тебя, ведьма проклятая. Сгинь!
Его плевок медленно катился по рукаву Светиной куртки. Она со стыдом и отвращением опустилась на корточки и вытерла рукав о снег. Ее обуяла злость на пьяного старика. Нагнать бы его и пнуть в спину, пусть знает, как плеваться в порядочных людей. Пьяная бестолочь, вонючий алкаш!
Нет, она не будет этого делать. Никогда в жизни Света не сможет пнуть старика, пусть он оплюет ее с головы до ног. Она не даст выхода своей агрессии.
Света вспомнила, что Михаил ругал ее за это. Страх и агрессия – сиамские близнецы. Сегодня этот старик ответит за свой плевок.
Света быстро нагнала пьяницу, труда не составило. Она с размаху пнула его прямо в спину, старик зашатался и упал лицом в снег. Света сжала в злобе лицо и пнула еще разок, потом третий раз, когда старик попытался поднять голову, а затем снова и снова. Когда старик затих, Света плюнула на него и пошла прочь.
Страха не было, она чувствовала себя правой и бесстрашной. Света проявила слабость лишь на мгновение, когда захотела обернуться и узнать, сумел ли старик подняться. Но в последний момент передумала и не стала показывать слабость перед ним. Оклемается, естественно. Алкаши – живучий народ.
Свету опьянило столь непривычное чувство решительной смелости, она позвонила в дверь родительской квартиры долгим протяжным звоном.
– Ты хочешь, чтоб мы оглохли? – Заворчала мать, открывая дверь.
– Я думала, вы меня ждете, – Света решила подражать тону матери.
– А что не ждем что ли, ты считаешь?
– Считаю, что нет.
Мать вопросительно подняла брови, она не привыкла к такой агрессии от тихой дочери. Что ж, пусть привыкает.
Света оглядела мать с головы до ног. Дешевый халат на тощем высохшем теле, морщин прибавилось, красит волосы дешевой краской, оттого они повисли безжизненной желтой соломой. Она не заслуживает других чувств, кроме жалости, но Света питала к ней еще и злобу. Она сама не могла понять причины столь оглушительной ненависти к матери, которой не знала ранее.
– Пройти можно? – Не дожидаясь ответа, Света толкнула мать плечом и прошла на кухню.
На столе стоял торт маминого приготовления, расставлены кружки на троих. Мило, но Светина злость еще не утихла.
– Где отец?
– В магазин пошел за соком, – Света с удовлетворением отметила, что гонор матери поутих, теперь мать говорила тихим чуть дрожащим голосом.
– Раз мы одни, позволь, я спрошу тебя. Отец тебе изменял?
– Что… что ты говоришь такое? – Мать, казалось, совсем обезумела от Светиных речей.
– Была