Я зажмурилась и… рассмеялась от нервного напряжения. Моя поломанная психика сегодня выдавала полный арсенал странных реакций.
– Я бы убила вас обоих за это дерьмо, но ты контуженый и так, а Степа уже умер.
Мирон тоже хмыкнул. Заметив, что я опять балансирую на краю истерики, он взял меня за локоть и повел к ванной.
– Умойся прохладной водичкой, Кристин. Работает как перезагрузка. А я чай поставлю, лады?
Я не смогла отказать ему. Проваливаться в бездну эмоций больше не хотелось. Меня немного пугало первичное оцепенение после смерти Степы, но оно было привычнее и проще рыданий навзрыд.
Когда я успокоилась и вернулась в гостиную, Мирон поставил на журнальный столик чайник и чашки.
– Ты сам заварил? – спросила я первое, что пришло в голову.
– Нет, вызывал призрак мамы. Жаль, она не успела испечь свой капустный пирог, – Мирон сморщил нос и признал: – Паршивая шутка, но твой дебильный вопрос побуждает быть мудаком.
– Ты не знал, какую кнопку нажать на чайнике, и крестился около кофемашины, – припомнила я.
Мирон продолжил список:
– Не умел мыть посуду, стирать и признавать собственный инфантилизм. Ты права, Кристин. Но люди меняются, знаешь ли.
Думаю, мой скепсис по поводу изменений он понял без слов и махнул рукой. Мирон налил чай по чашкам и набросал на хлеб сыра с колбасой.
– Нарезал сам, – оценила я и этот нюанс.
Он сунул мне в руки чашку и буркнул:
– Сам-сам. Спасибо-пожалуйста. Ты вот сама и успокоиться не можешь.
«И поплакать тоже сама не могла», – подумала я, но вслух об этом Мирону ничего не сказала, конечно.
– Что там было дальше с аппендицитом на Рейнире? – напомнила я.
– Угадай. Вырезали, конечно. Кстати, и без вертолета это Степке стоило дохреналион денег.
Я надолго зависла, обдумывая историю Мирона. Выпив полчашки чая, я спросила:
– Почему он мне не сказал?
– Не хотел, чтобы ты переживала. Как всегда, – моментально ответил Мир. – Именно в тот день он заговорил о смерти. Сказал, что должен привести в порядок дела.
Я снова вспылила.
– Да что за бред? Какие дела? Он был здоров и не мог знать, что разобьется.
– Он предполагал всякое.
– Почему? – я повысила голос.
– Из-за мамы с папой. Они тоже не болели, Крис. Ты сама знаешь…
Мирон откусил бутерброд и меланхолично прожевал, проглотил.
Я знала, конечно, про их родителей. Как мог Степа попасть в аквапланирование, потеряв родителей в автокатастрофе? Он всегда так аккуратно водил. Не гонял.
Спешил к Наташе и детям – не иначе.
Эта мысль причинила боль, но одновременно отрезвила и вернула к главной теме беседы с Мироном.
– У него уже были дети тогда? Ты знал? – накинулась я на Мира.
– Не знал.