– Хорошо, – с облегчением кивнул он. – Если тебя держат в плену, можешь сказать, сколько здесь мужчин? Поможешь нам – заберем с собой и отвезем и Афины.
– С чего бы мне тебе помогать? – Она повысила голос до обращенного в темноту крика. – Если у моего мужа есть хоть капля здравого смысла, он останется…
Аттикос шагнул вперед и ударил женщину по лицу с такой силой, что она свалилась на землю.
– Тебя никто не просил кричать, милая, – сказал он, стоя над ней.
Перикл сжал кулаки от злости. Да, он не запрещал бить ее, но полагал, что это понятно и без слов. Выходка Аттикоса напоминала неповиновение.
Посланные вперед гоплиты уже возвращались, ведя с собой женщин и детей, те плакали и причитали. Все происходящее производило какое-то странное впечатление. Обеспокоенный, Перикл покачал головой и посмотрел на пленницу. При падении ее распущенные волосы разметались по земле, и он заметил, как под ними шевельнулось что-то бледное. Ее рука потянулась к поясу… В следующий момент женщина вскочила на крепких ногах и бросилась на Аттикоса, который взвыл от боли. Его ответный удар наотмашь пришелся ей в голову, и она упала без чувств.
Аттикос вырвал из бедра ее нож и замахнулся:
– Вот дрянь!
Но Перикл встал между ним и женщиной:
– Спрашиваю здесь я. Отойди и положи нож.
Аттикос шумно засопел, скорее от гнева, чем от боли. Перикл, чувствуя, что гоплит готов ослушаться, пристально и твердо посмотрел на него. Он знал, что в случае открытого неподчинения ему придется убить Аттикоса, и был готов это сделать. Перикл не сомневался в себе, и Аттикос каким-то образом ощутил эту уверенность и, опустив голову, отступил в сторону. Тем не менее Перикл продолжал наблюдать за ним – на всякий случай. Сражаясь с братом, он время от времени попадался на какой-нибудь трюк. Мысль об Арифроне отозвалась новой болью. Даже лежа в холодной могиле, брат все еще преподавал ему уроки.
– И вот что, Аттикос, найди и приведи мне еще кого-нибудь живого.
Аттикос развернулся и исчез в темноте, даже не дослушав до конца и оставив Перикла с сотней гребцов, ожидающих приказа у него за спиной. Бесчувственная пленница лежала на земле, а толпа женщин и детей уже собралась на дороге под присмотром гоплитов.
– Свяжи ей руки, – приказал Перикл гребцу рядом с собой. – Она гречанка, хотя и из Фив. Будь с ней мягок. Она одна из наших, и, возможно, с ней жестоко здесь обошлись.
Проявив благородство, он остался доволен собой и даже пропустил мимо ушей чью-то грубую реплику. Будешь отзываться на каждое слово, никогда ничего сделать не успеешь.
– Где ваши мужчины? – обратился он к толпе.
Женщины запричитали, а стоявший позади гребец отпустил по их адресу нелестный комментарий. Перикл вспыхнул от негодования, но подавил раздражение. В гоплитах он видел порядочных людей, готовых сражаться за свой город, а потом решать общие вопросы и быть, например, судьями. Честные, благородные, они были частью афинской