– Это плохо?
– Третьим, Фёдор, третьим! Ну был он у меня в опале. Наворотил в Ливонии. Рассорился с воеводами… Ну и ладно. Что было, то прошло. Хочешь на войну – ступай, но не третьим же?! Это он для того третьим пошёл, чтобы меня обозлить! Спросил бы… Словно я не смог бы поставить его первым. Это от того, что он не верит мне!
Я молчал.
– Чего молчишь? – Посмотрел он на меня, продолжая хмуриться.
– Слушаю и пытаюсь понять, чём он обидел тебя, государь. Позволь спросить?
– Спрашивай.
– Он хулил тебя при всех?
Царь покрутил головой.
– Лаял в одного?
– Нет. Он просто уехал.
– Ты сказал, что он спросил твоего согласия на отъезд и ты отпустил.
– Он принёс готовый указ о своём назначении и я подписал, – буркнул царь.
– А как надо было сделать правильно?
Иван Васильевич поморщился.
– Он должен был просить меня назначить его первым воеводой по статусу.
– И ты согласился бы?
Царь отвернулся и посмотрел на проплывающие в небе облака.
– Не знаю. Нет, наверное. Зол я был на него.
– Спрошу ещё, государь? Про Адашева? Я только учусь понимать твою службу и…
– Спрашивай, – прервал меня царь и откинулся на подушку, положенную под спину.
– Он же старик?
– Да не особый и старик. Он на двадцать лет меня старше.
– Пятьдесят лет значит.
– Ух, как ты быстро сосчитал! – удивился государь. – А ты знаешь сколько мне лет?
– Ты, государь, родился в третьем летнем месяце семь тысяч тридцать восьмого года, а сейчас середина первого месяца семь тысяч шестьдесят восьмого. Если отнять этот год от того, то получается, что тебе, государь, тридцать лет. Тогда Алексею Адашеву сейчас пятьдесят.
Иван Васильевич смотрел на меня восхищённо.
– Научишь меня так же считать?
– Если скажешь – научу. Это легко, если индийские цифры представлять.
– Как-то звучит некрасиво… Инди-и-и-йские… Были русские цифири, а стали индийские…
– А кто тебе, государь, запретит эту цифирь назвать «русской»? Кто эту Индию видел? Может только персы и османы знакомы с ними?
– Здраво мыслишь, Федюня. Покажи мне эту цифирь.
– Писать надо. Мелок у меня есть. Доску бы какую…
– У меня тут парсуны невест завалялись… Анна Ягелонка на большой доске написана. Я на обороте на ней мелом тоже чертил. Вон в том сундуке достань.
Я сполз с табурета и, подойдя к сундуку, попытался приподнять крышку, потянув за бронзовую ручку.
– Слабак, – вздохнул царь и сошёл с трона.
Откинув крышку, он взял верхний портрет и протянул его мне. Пока сундук был открыт, я увидел, что на некоторых портретах выколоты глаза или подрисованы усы и бороды. Иван Васильевич заметил мой взгляд.
– Молод был и зол на дядьев Глинских, что мне немок