Но потом я услышала в машине какой-то шум. С низким урчанием сработал вибровызов холофона.
– Да, – выпалила я.
И в ту же секунду передо мной на прозрачной панели возникла голограмма: изображение черноволосого мужчины в черном костюме, размером в одну десятую человеческого роста. Сначала у меня мелькнула безумная идея, что это папа, хотя я никогда раньше не видела его в костюме. Я решила, что это послание с того света.
– Здравствуй, Одри, – проговорил он спокойно. – Я пытался связаться с твоими родителями.
И тут я поняла, кто это был. Мой дядя Алекс. Алекс Касл. Папин брат.
Я не могла говорить. Шок был настолько силен, что казалось, язык примерз к небу.
Маленькая голографическая фигурка приблизилась ко мне. Думаю, его появление помогло мне немного успокоиться. По крайней мере, я его знала.
– Одри, что случилось? Ты выглядишь просто ужасно. Почему ты одна в машине? Что, черт возьми, случилось?
– Их… их… – мне пришлось собрать в кулак все оставшиеся силы и здравый смысл, чтобы продолжить. – Их убили.
Вначале он удивился. Затем его лицо омрачилось. Казалось, он на секунду тоже потерял дар речи. Наконец он взял себя в руки и снова превратился в ответственного взрослого человека:
– Убили? Что ты имеешь в виду? Одри, милая, о чем ты говоришь?
– Эхо. Их убила Эхо.
– Ты имеешь в виду вашего робота? Тревиса?
– Нет. Нет! – Сама мысль о том, что Тревис мог такое совершить, казалась нелепой. Тревис даже картошку не мог сам почистить, что уж там говорить об убийстве. – Они… У нас была новая. Настоящая Эхо.
Дядя был озадачен.
– Эхо?
Я не хотела, чтоб он чувствовал себя виноватым, поэтому добавила:
– Эхо производства «Семпуры». Родители ее купили.
Казалось, его обожгла боль.
– О, боже, – проговорил он, справившись с собой. – Мы поссорились. Одри, мы поссорились из-за того, над чем он работал. Вся эта его суета вокруг Зоны Возрождения. Ты знала об этом? Конечно, должна была знать. О, боже, как же это все было глупо. И я как раз собирался извиниться. Лео! Бедный Лео. Мой брат! О, боже! Я как раз собирался пригласить его на свое пятидесятилетие. Я так хотел с ним помириться.
Он замолчал, глядя на меня, и моя боль отражалась в его глазах:
– Одри, ты в безопасности? С тобой все в порядке? Где ты находишься?
Я не могла ему ответить. Только не в тот момент. Сначала кожа чистая. Пустая. И я была пустой. Такой же пустой, как белый кусочек кожи, пока не появился синяк.
Абсолютно ничего – вот что я чувствовала.
– Где ты? Где ты сейчас? Куда ты едешь?
Я выглянула в окно – надо мной сгущалась темнота. Должно быть, я ехала под одной из многочисленных парящих окраин Бирмингема.
– Не знаю.
– Ты должна приехать сюда. И остаться здесь. Одри, пожалуйста, прошу тебя. Ты понимаешь? Это единственное место, где ты можешь остаться.
Я