В доме погасли почти все окна. Из бассейна Аля сбежала как ошпаренная. Словно вода там разом вскипела и начала пузыриться, грозя ожогами неловкому зрителю.
Беркут хотел броситься следом. Но что-то его удержало.
Ирина посмотрела на него виновато, будто сожалеет о поступке подруги и беспомощно развела руками.
– Мы, женщины – сама непредсказуемость…
Она начала смущенно собирать карты, видимо, не зная, что еще сказать. Заметив выражение лица Беркута. Наверное, так выглядит ребенок, который потерялся в торговом центре. Не знает куда идти и к кому обратиться.
Все вокруг кружится, сбивает с толку. Шумит, блестит, двигается и меняется.
Пестрые витрины, тощие манекены, люди, люди и еще раз люди.
Жизнь проходит мимо и у всех есть свое место, своя цель и свои средства.
И только этот ребенок не имеет ничего. Ничего, кроме надежды, что его найдут.
Беркут и сам понимал, что взрослому мужику его статуса «не к лицу иметь такое лицо»… Поэтому молча встал и, оставив Ирину за ее занятием, отправился наверх. А затем – и на улицу.
Он почему-то знал – Аля не придет пожелать спокойной ночи. Либо останется в комнате с сыном и тетей, либо запрется у себя в помещении.
Что, по сути, одно и тоже.
С некоторых пор для него было болезненно-необходимым ее присутствие и почему-то стало совершенно немыслимым без спроса нарушить ее личные границы. То, что он делал вначале знакомства с ласточкой.
Беркут не хотел вновь увидеть у нее тот же взгляд и такое же выражение лица. Не говоря уже о позе: затравленного хищника. Который иной раз рычит на преследователя, но большей частью затаился, сгруппировался и подобрался, чтобы дать отпор в случае атаки.
Беркут не хотел, чтобы она готовилась дать отпор. Он хотел, чтобы ласточка спряталась за его спиной от всего, что ей могло угрожать. Даже от всего, что могло хоть каплю ее расстроить.
Но как поменять полюса ее жизни? Чтобы между ними не лежала целая планета опасений и целые километры недоверия? Пока это оставалось за гранью его понимания.
Беркут следил за Алей, пытался анализировать, как и на что она реагирует.
Когда вдруг подбирается, злится, когда теряется, а когда раскрывается.
Но просчитать женщину при помощи мужской логики… Да, видимо, задача невыполнима.
Впрочем, у Беркута не было выхода.
Она стала тем самым, что вошло в его жизнь и сразу же сделалось обязательным.
Подарило какой-то новый уровень обладания счастьем.
Он обладал ей – и обладал счастьем.
Уйдя, ласточка заберет все дары с собой. И останется… А ничего почти и не останется.
Почему Беркут вдруг стал настолько беспомощно и отчаянно в ком-то нуждаться? Впервые со дня потери матери? Он не мог это объяснить.
Почему это мощное ощущение пришло так резко и неожиданно? Это тоже оставалось за гранью его понимания.
Почему женщина, которую он едва знал, вдруг стала центром его Вселенной?