И жизни, что струится по венам, охватывает и уже не уходит.
Жизни, которую она дарила.
Он сам не понял, даже не уловил, в какой момент слово «жизнь» стало синонимом присутствия Али. И с каких пор ее отъезд с выполнением четвертого требования их договора «не преследовать и не домогаться» приравнивается к смерти всего лучшего для Беркута.
Но именно так: остро, болезненно, и отчетливо чувствовал ситуацию Борислав.
Поэтому сообщение так и осталось неотправленным.
Он решил поговорить с Алей за ужином. Начистоту. Без экивоков и социальных танцев с препятствиями.
Так, как он умел разговаривать.
И если окажется, что у него есть шанс оставить ее, даже после сообщения, что проблемы с бандитами улажены – выложить все начистоту.
А если нет… тогда придержать информацию до наступления лучших для Беркута условий.
Еду он заказал еще по дороге с последней деловой встречи в агентстве. Из ресторана с морепродуктами. Потому что, судя по сведениям Алексея, Аля с подругой любили подобную кухню.
Сам Борислав предпочитал хороший стейк. Но ради Али готов был жевать даже резину и запивать ее машинным маслом. И, вероятно, даже дискомфорта не почувствовал бы. Ни на секунду.
Слуги сервировали стол в рабочей комнате Беркута, пока тот в соседней комнате боролся с очередным приступом собственной неуверенности.
Потому что сталкиваться с подобным чувством было внове для Борислава.
Он не знал, что с этим делать и как с этим бороться.
Беркут минут пятнадцать выбирал себе одежду для ужина. Для домашнего ужина, мать твою!
Ужина вдвоем с женщиной, даже без выхода в свет.
Он копался в гардеробе так, словно планировал, как минимум, широкую презентацию.
Хотя, нет! Даже в таком случае, Беркут не посвящал столько времени своему внешнему виду.
Пиджак, рубашка, классические брюки выглядели слишком пафосными и церемонными.
Джинсы и футболка – слишком простоватыми, если не сказать – затрапезными.
Все было не то и не так…
А когда, наконец, Беркут остановился на черной рубашке навыпуск и джинсах почти брючного кроя, дверь его апартаментов хлопнула. Борислав быстро вышел из гардеробной, рукой приглаживая волосы.
И замер. Будто получил удар ниже пояса. В принципе, почти так оно и случилось. Хотя Беркут еще недавно готов был поклясться, что выжал себя до предела, занимаясь сексом с этой женщиной.
Но сейчас… сейчас она была само соблазнение. Или Беркуту только так показалось?
Наверное, он просто совсем потерял голову и оставалось лишь с этим смириться.
Аля мялась возле дверей.
В длинном красном платье-сарафане. Вроде бы почти простом, уличном, не вечернем и даже не коктейльном. Но квадратное декольте подчеркивало высокую пышную грудь. Сборки до талии – изящность фигуры. А пышные рукава тонкие запястья.
Обычно Беркут редко обращал внимание на руки женщины. Оценивал грудь, бедра, ноги, талию.
Но