Отец калымил, развозя пшеницу и прочее колхозное добро по дворам, за это платили самогоном, и он научился пьянствовать. Кроме того, он стал гулять. Мама от переутомления и прочих неурядиц болела. Как она говорила: в доме шаром покати – ни мебели, ни посуды и вообще ничего, кроме скандалов.
Мне было почти три года, когда мы из совхоза уехали в Керчь. Она без колебаний собрала вещи, которых набралось немного, и с узелком, и тремя детьми уехала к сестре. Моя тетя-кормилица опять оказалась рядом. Приморский город поглотил меня в свои недра на долгие годы.
Я действительно стал счастливым мальчиком, наверное потому, что не осознавал причину переезда. Впрочем, я и не умел осознавать, может быть, в этом неумении кроется причина детского благополучия? Может быть, от этого дети более мужественно переносят боль или вообще забывают о ней?
Спустя годы я стал понимать больше, но не особо вникал в происходящее и не переживал по этому поводу, будто и не со мной всё это произошло. Знал только, что причина переезда была веской, и потому что любил и жалел маму.
В тот злополучный день отец, как всегда, пришёл пьяный и, чтобы был повод уйти из дому, пытался устроить скандал. Мама знала об этом и терпела все его выходки. Утомившись, он сел на табуретку в красном углу.
В этот момент я появился в комнате, и с криками «Папа! Папа!» подбежал к нему. И уже через несколько секунд я кубарем пролетел через две комнаты и сени, по пути замотавшись в тюлевую занавеску, и оказался на улице. Только тогда мама кинулась на него. Силы, конечно, были несоизмеримы, он бросил её измождённое тело на пол и ушёл. Ушёл из нашей жизни навсегда. Само слово «папа» и его смысл перестали существовать по совершенно объективным причинам.
В ту же ночь мама наняла машину – старый грузовичок, и мы продолжили своё путешествие по жизни, пересекая Крымский полуостров с запада на восток.
Я не помню, что было со мной до этого случая и что было после, и всё время молчал. Года два я не разговаривал, был как немой, и память отшибло напрочь. Однако некоторые моменты из того времени были запечатлены, как будто имели значение.
Ко мне прибежал знакомиться Вовка. Он жил через два дома от нас. Первый мой друг в незнакомом городе. Потом появились и другие, мы строили дороги и гаражи на больших песочных кучах и ездили по ним на жестяных машинах. У Вовки тоже не было отца, он погиб. Вовка часто вспоминал о нём и гордился его именем, потому что звали его – Константин. Мне тоже хотелось иметь такого отца, чтобы рассказывать о нём друзьям. Возникало странное ощущение того, что папа моего друга жив, а моего будто и вовсе никогда не было.
В скором времени у меня появился отчим, которого я звал