Легкораненые оставались на своих местах, бинтуя друг друга. Здесь лежали и сидели тяжелые, получившие пули в лицо, грудь, с перебитыми руками. Фомиченко умело останавливал кровь, накладывал шины, делал перевязки, но помочь тяжелораненым был не в силах. Растерянно обратился к начальнику заставы:
– Надо срочно вывозить людей. Двое без сознания, у этого легкое пробито. Им врач срочно нужен.
Стрельба шла уже на флангах. Журавлев вызвал Андрея Щербакова.
– Бери ездового, грузите раненых и дуйте в отряд. Хватит одной повозки? Вторую в запас бы надо оставить.
– Хватит, товарищ капитан, – кивнул Фомиченко. – Один безнадежный, его трогать не надо.
Безнадежным был младший сержант, раненный двумя пулями в голову. Он не приходил в сознание, лишь иногда пробегала дрожь по рукам с синеющими ногтями.
– Вера, ты тоже поедешь. Здесь тебе делать нечего.
Жена молча кивнула. Они прожили вместе одиннадцать лет. Прожили неплохо, и Вера не могла представить, что мужа могут убить. Она хотела остаться рядом с ним. Казалось, что на ее глазах с Иваном ничего не случится. Но спорить было бесполезно. Они торопливо попрощались, и через десяток минут Вера вместе с Андреем Щербаковым торопливо шагала вслед за повозкой.
В кармане сержанта лежала записка, адресованная командиру отряда. Журавлев лаконично сообщал: «Застава ведет бой. Связь прервана, ждем помощи от стрелкового полка прикрытия».
В конце записки капитан хотел дописать фразу: «Свой долг выполним». Ее подсказал Илья Зелинский. Журавлев ответил:
– Здесь не партсобрание. Пошли, кажется, опять началось.
Впрочем, бой не прекращался. Николай Мальцев расстрелял оба диска к своему ППД и торопливо заряжал их, захватывая горстями патроны из раскрытой коробки. Под ногами хрустели гильзы, которыми было засыпано дно траншеи. Виднелось впитавшееся в землю большое пятно крови.
В отделении Мальцева один человек уже выбыл с тяжелым ранением. Пять минут назад был убит другой. Парень присел, чтобы сменить обойму. Когда вставал, немцы словно поджидали его. По брустверу хлестнула очередь, пуля попала в лицо и вышла из затылка.
Тело отнесли в дальний угол траншеи, а винтовку погибшего и подсумки с обоймами Николай оставил себе. Неподалеку стрелял из снайперской винтовки Василь Грицевич. Белорус действовал на редкость хладнокровно и вел неторопливый огонь, словно выполняя обычную работу.
С час назад, когда все начиналось и не до конца были ясны масштабы нападения, Грицевич растерянно предположил:
– Может, пограничный конфликт? Случалось ведь такое…
Но в небе сплошным потоком шли немецкие бомбардировщики. Отбомбившись, одни возвращались, их сменяли новые эскадрильи,