«Человечность, крайние чувства, хаотичность, свобода и неупорядоченность – вот, что привело нас в состояние перманентной войны и тотальной разрухи. Страсти человеческие должны быть уничтожены во имя вящей стабильности, а значит, мы объявим войну чувственности. Ради мира и прогресса», – с отвращением вспомнил слова апостолов Маритон, понимая, что в те дни сотни тысяч были готовы продать души дьяволу ради прекращения битв, ради хоть мало-мальски полного стола.
– Во имя святых инфо-духов, о чём ты задумался? – звучит грозный вопрос. – Мы пришли.
Перед Маритоном распахивается белоснежная дверь и простирается довольно широкое помещение, которое чем-то отдаёт духом прошлого, когда большие чины собирались в конференц-залах для решения насущных проблем. Аккамулярий слегка дрогнул от того, что теперь он причислен к чему-то сокровенному и возвышенному.
Под подошвами сапог мужчина чувствует мягкий и довольно приятный ковёр и глаза видят, что он яркого синего цвета с пресловутой символикой микросхемы. Белоснежные стены, украшенные чёрным технико-машинным орнаментом, расположены на довольно приличном расстоянии друг от друга, создавая эффект просторности. Посреди всего помещения поставлен длинный овальный стол из плотного коричневого недавно открытого нового пластика, по своей плотности сопоставимый с древесиной. На креслах, обтянутых серым кожзаменителем, восседают десяток фигур, а у самого конца на высоком, выделяющемся былым цветом троне, сидит устрашающего вида человек, видимо и возглавляющий Временный исполнительный оперативный комитет. На нём висит белое, но не белоснежное, пальто с высоким воротником, покрывавшее всё от горла до щиколоток, скрывшихся под чёрными высокими сапогами.
Но больше всего взгляд приковывает его лицо – перекошенные губы, щёки, покрывшиеся шрамами, отсутствие