'Неужели он углядел в моем кармане воронье перо? Или я всего-навсего ослышался?' – терзался сомнениями констебль.
– Мистер инспектор. Мистер инспектор, – окликнули служителя закона.
Перед Форсбергом стоял Смотрящий, который прошлой ночью охранял труп Ларкиса Фрита. Смущенно переминаясь с ноги на ногу, он нервно теребил полицейский котелок.
– Стенли? Что вы здесь делайте?
– Мистер Форсберг, я искал вас повсюду, – голос Смотрящего заметно дрогнул.
– Вот как, – инспектор был явно удивлен. – Что же заставило вас…
– Вы были правы. Ну, на счет возницы. Это все не к добру. Тем более в праздник Порока. Такие вещи случайно не происходят. Это явное предзнаменование! – перебив собеседника, затараторил полицейский.
– Простите, я не совсем понимаю, – Джинкс почувствовал как стремительно забилось сердце.
Полицейский быстро закивал и, повернувшись, указал на дальнюю улицу, туда, где кончалась граница цивилизованного города, и начинался квартал Отрешенных.
– Прошу вас, не задавайте пока вопросов. Я покажу. Все покажу! Пойдемте.
Джинкс не стал спорить.
Стенли Фишбор был славным малым, отдавшим всю жизнь служению закону, и редко чесал языком почем зря, а стало быть, десять раз думал перед тем как заводить подобные разговоры.
Высокие трех этажные дома резко сменились, старыми заброшенными лачугами и каменными, покосившимися от времени торговыми постройками. В квартале Отрешенных царили свои правила, и служители закона редко чинили здесь произвол, разыскивая в здешних трущобах душегубов и разбойников. Все происходило иначе. Здешний мир сам выдавал полицейским неугодных лиц, дабы не нарушать временного перемирия. Избавляясь от слишком заносчивых, а может быть, излишне заигравшихся Отрешенных – преступный мир вырывал их из своего сообщества, словно гнилой зуб.
Мистер Форсберг не оправдывал подобную политику, но спорить с теми, кто уже давно захватил власть в Прентвиле, не имело никакого смысла. Город не одно столетие жил по своим правилам, а те, кому они не нравились, шел на корм рыбам или питал червей в сточных канавах.
Они свернули в один из закоулков и оказались в огромном тупике. Редкие окна, выходившие внутрь двора, были закрыты ставнями, а узкая деревянная дверь – крест- накрест заколочена досками. По углам лежали кучи старого, сгнившего мусора. Между дырами в осыпавшейся кладке бегали огромные крысы.
– Не самое приятное место, где мне когда-то приходилось присутствовать, – осмотревшись, подытожил мистер Форсберг.
– Ваша правда. Днем выглядит также жутко как ночью, – согласился Смотрящий. – Аж мороз по коже, когда представишь,