В этом месте на краю мира у мужчины вроде меня всего-то три пути: промышлять охотой и рыболовством и сбывать всё это на материковой части, подвязаться с помощью на метеостанции и/или маяке, либо спиться. Можно уехать, вернуться домой. Но этот вариант наиболее бесперспективный.
Раньше я пил до отключки сознания. Теряя человеческий облик. Мечтая о том, что всё это просто закончится. Ибо покончить со всем разом не хватало сил и смелости.
Я всё думал: а что, если ад и рай всё-таки существует? Что, если там, за гранью, в своей загробной жизни, я по глупости не встречусь со своей семьёй?
Дик издаёт глухое тарахтящее рычание и подходит вплотную. Пёс упирается лбом своим деревянным в мой живот. Чувствует, гад. Всё понимает. Жалеет.
Отгоняю мысли мрачные прочь. Покуда не подох, придётся маяться. Ноги стаптывать. Доживать. В моём пустом и беспросветном мире. Здесь, на берегу Белого моря. На северных ветрах. Недалеко от места, где судьба разделила мою жизнь на счастливое до и невыносимое после. И нет ни единого шанса, что когда-либо я смогу стать цельным.
***
Обратный путь до дома проходит в сгущающихся сумерках. Иду длинной дорогой. Мимо дома смотрителя маяка. Иван Никанорович сильно сдал в последнее время, и я негласно шефствую над стариком. Зачем мне это надо? Да чёрт его знает! Видать, совсем скука смертная одолела. Видать, одиночество потихоньку сводит с ума. Но менять что-то? Увольте! От всего в жизни я отказался, лишь бы только не испытывать больше ничего подобного.
Пожрать – что попроще. Секс – доступный, без обязательств. Лишь стравить давление. Выплеснуть семя. Чистая физиология. Ни грана чувств.
Избушка Никанорыча сверкает, чисто новогодняя ёлка. Я отпускаю напряжение и следую дальше.
– Егор! – слышу голос, но делаю вид, что нет. Не хочу говорить. Не в том настроении. – Егор Шамицкий!
Застываю как вкопанный. Разворачиваюсь медленно.
– Здоров, дед Иван!
– Здравствуй, Егорушка. Как ты? Давно тебя не видал.
– Дела закрутили, – неопределённо говорю и развожу руками.
– Знавал я твои дела, – кряхтит дед. – Савельевы Ленку свою уже поедом едят. Что вы должны али жениться, али прекращать ваши любовные игрища.
– Значит, пора прекращать, – серьёзно киваю ему.
– Ох, Егорушка, послушай старика…
– Иван Никанорович, – пресекаю сразу. – Мне это не интересно. Спасибо, но я разберусь как-нибудь сам.
Он недовольно цокает, горбится и уменьшается в размерах. Стареет ещё больше, покуда это возможно.
– Дед Иван, я тебя уважаю, но и ты меня уважь. Не могу я. Да и попросту не хочу. – смягчающе поясняю старику. – Сиди дома, дед. Сегодня я зажгу фонарь.
– Спасибо, Егор.
– Да не за что, – отмахиваюсь.
Не такое уж и великое дело.
– Всегда есть за что, – не соглашается старый смотритель.
Под его внимательным