Однажды утром он заспался допоздна и, долго и мучительно просыпаясь, отдернул штору, чтобы яркое солнце не дало ему снова уснуть. Солнечные лучи упали на браслет, и полированная сталь засверкала – вся, кроме одного участка, на котором Лакс заметил пятнышко ржавчины. Крохотное, совсем на поверхности – он без труда стер его салфеткой. Но это показалось ему дурным предзнаменованием. Он сам изготовил кара и стал носить – отчасти потому, что этот браслет воплощал в себе связь с традиционным боевым искусством его народа. А теперь кара ржавеет! Что это говорит ему – и о нем?
Пора что-то с этим делать, сказал он себе. Прямо с сегодняшнего дня.
Луизиана
Виллем приехал на арендованном пикапе и присоединился к каравану на стоянке в излучине реки близ Колледж-Стейшен. Сейчас он сидел рядом с Саскией под полупрозрачным тентом, который Боски установили на песчаном берегу. Королева и ее личный помощник обсуждали большие и малые дела Оранского Дома[21].
Начали с забот ближайших и неотложных – прежде всего, с двоих раненых, оставшихся в больнице в Уэйко. Леннерт, сообщил Виллем, оклемается, хоть его и ждет несколько месяцев физиотерапии. Некоторое время он пробудет здесь и вернется в Нидерланды, как только врачи разрешат ему перелет.
Высылать кого-то Леннерту на замену хлопотно и долго, так что Амелии пока придется взять на себя его обязанности. Руководителей службы безопасности в Нидерландах новости не обрадовали, и Виллем потратил немало времени, чтобы их успокоить. Итак, теперь на плечи Амелии ложилась проработка запасных планов на любой возможный случай – и очень серьезная ответственность.
Йохан чувствует себя (для жертвы сотрясения) очень неплохо; однако самолет, на котором он прилетел вторым пилотом, разбился, так что нет смысла дальше держать его в Техасе. Он приобрел билет на рейс KLM и завтра вылетает в Амстердам.
Городские власти Уэйко только начали расследовать крушение. Рано или поздно захотят допросить «пилота»; однако реальных полномочий в этом случае у них на удивление мало. Никто не погиб, не было совершено никакого преступления – так что невозможно ни арестовать кого-то, ни заставить Саскию давать показания, даже если ее найдут.
Дальше перешли к повседневным королевским задачам, из тех, что могли бы обсуждать и дома: к подготовке речи в Бюджетный День, до которого осталась пара недель, разным текущим мероприятиям и нескончаемому потоку корреспонденции. Все так привычно: легко забыть, что они не в рабочем кабинете королевы в Гааге, во дворце Ноордейнде. Когда же в разговоре возникла пауза – оба, вспомнив, где они и зачем, несколько мгновений сидели молча, прислушиваясь к какофонии мошкары и лягушек и к мягкому журчанию реки за мягкой полупрозрачной стеной.
– Что-нибудь еще? – спросил наконец Виллем. Он видел, что у королевы что-то вертится на языке.
– Хотела задать вам странный вопрос.
– Слушаю.
– Бразос, –