– Ну… нельзя просто выбрать кофе и молча походить здесь где-нибудь… по окрестностям? – озирается Демидов.
Синие глаза излучают снисходительность и в целом он, как ни странно, позитивен, поэтому я не обижаюсь. Щеки вспыхивают, как светофоры, когда я замечаю, что Лев Викторович снова смотрит на мои губы.
– Может, вы просто опасаетесь, что я окажусь права?
– Валяй, – пожимает он плечами и кивает на вывеску.
– Мне кажется, вы любите Глясе, – пожимаю плечами, глядя на шарик мороженого в чашке с кофе. Лёд должен любить мороженое.
– Почему? – усмехается.
– Не знаю. Но точно не Эспрессо и не Американо.
– Вот как…
– Да, – улыбаюсь продавцу, понимая, что мы его задерживаем. – Хотя в целом они вам подходят. Эти напитки предпочитают прямолинейные, консервативные люди с сильным характером.
– То есть я не такой, Юля?
– Такой, конечно, – закатываю глаза. – Но чувствую, что это слишком просто для вас.
Демидов забрасывает ладони в карманы парки. В отражении витрины вижу, что на его лице отпечатывается запускающийся в голове мыслительный процесс.
– Капучино? – приподнимает брови и с интересом смотрит на меня.
Поворачиваюсь к нему, прищуриваясь, потому что непонятно откуда взявшийся в серой Москве луч солнца ударяет в глаза. Боже. Того и гляди Айсберга мне растопит.
– Капучино с пенкой, – рассуждаю. – Это люди легкие на подъем, воздушные, мечтающие. Простите, – прикрываю рот ладонью. Привычка, оставшаяся с «брекетных» времён. – Но вы, Лев Викторович, на мечтателя не тянете.
– Латте?.. Нет?..
– Латте, – склоняю голову. – Тоже не вы.
– Опять недотянул?
– Да нет, – закатываю глаза. Какой он смешной, оказывается, когда в себе сомневается. – В Латте много молока, это люди, у которых тесная связь с мамой, – потупляю взгляд. – Например, я.
Его плечи каменеют лишь на несколько мгновений, но я и это успеваю заметить.
– Удивила, Юля, – произносит он сипло и снова отворачивается к меню. – А если я закажу банановый раф, ты скажешь, что это в честь моих предков, которые сидели на дереве и чесали от безделья волосатое пузо?
– Не-ет, – возмущенно проговариваю.
Молча наблюдаю, как он извлекает тысячную купюру и аккуратно укладывает её на прилавок.
– Мне чай, будьте добры. Черный и без сахара. Без надписей, молока и бананов, пожалуйста. А девушке Латте.
– С сахаром, – киваю. – Лев Викторович, давайте я переведу вам деньги за кофе.
– Спасибо, оставь это в качестве платы за молчание.
– За молчание?
– Да. Никому не говори про моих предков, – произносит серьезно.
– Да хватит, – машу рукой.
– Мы сейчас пойдем вот туда, – указывает в сторону вычищенной от прошлогодних листьев дорожки. – Будем пить кофе и чай, идти вперед. И молчать, Юля. Мол-чать. Во что бы то