Лина плыла под потолком. Даже не под потолком, а по вентиляционной шахте над потолком. Белые лабиринты вентиляционной шахты шли через всю больницу, проходя через каждый кабинет, родовую, смотровую, через все палаты. В каждом кабинете из шахты был выход наружу – квадратное отверстие в потолке, прикрытое вентиляционной решеткой. Все белое, ослепляюще белое, одинаковое и бесконечное. Бесконечный белый коридор, поворот за поворотом, решетка за решеткой, полет без цели и конца. Лина летела по этим коридорам, через вентиляционные отверстия заглядывая в каждый кабинет. Каждый кабинет был похож на предыдущий, но не было нужного. Она не знала, какой из них нужный, не знала, куда она стремится, где конечная цель ее путешествия. Она пыталась вспомнить, куда она стремилась, куда ей нужно было попасть, но не могла. Она помнила родовую палату, но туда ей было не нужно. Она помнила, что где-то есть детское отделение, но туда ей тоже было не нужно. Она знала, что где-то есть ее дом, ее муж, но туда ей тоже было не нужно. Куда ей лететь? Где ее дом? Где ее место? Она вспомнила съемную квартиру, потом общежитие, потом родительский дом, где она жила с матерью и сестрой, но это тоже было не то. Ее охватили страх и отчаяние. Где конец ее путешествия? Куда ей лететь? Но это было не самое страшное. Хуже всего было то, что, когда она попыталась вспомнить, кто она, это ей тоже не удалось. Как ее зовут? Откуда она взялась? Куда она движется? Почему она здесь? Кто она? Что она? Она не чувствовала своего тела. Она не помнила его. Как оно выглядело? У нее вообще было когда-нибудь тело? Она вообще когда-нибудь была? Лина поняла, что она – ничто. Ничто, у которого нет ничего – ни тела, ни воспоминаний, ни времени, ни цели.
В одном из кабинетов полет вдруг замедлился. Лина начала слышать голоса, но не могла различить, о чем они говорят. Она застыла под потолком, вися в воздухе, словно привидение, бестелесное невидимое существо. Голоса все громче. Люди говорили о чем-то своем – о планах на выходные, о том, что скоро зарплата, о жаре за окном. Она всмотрелась в их лица. Одно из них было очень знакомым, но она не могла вспомнить, откуда знает этого человека. Он, конечно же, не видел ее. Он мыл руки и перекладывал какие-то инструменты. Потом писал что-то в каком-то журнале. У него было молодое, уставшее лицо. Рядом с ним стояла женщина