До меня донеслись обрывки фраз: «Королева… болезненно…»
Неужели матушка захворала и оттого не пришла? Я подобрался поближе и напряг слух.
– Но она должна похоронить эту боль, – заметил Мортон. – Хотя каждый новый претендент бередит ее рану…
– Вот почему необходима была сегодняшняя церемония. Настала пора покончить со всеми незаконными герцогами Йоркскими. Если бы они могли понять, как это оскорбляет ее величество. Каждый очередной наглец… хотя она знает, что они все обманщики и изменники, однако мне представляется, что слишком долго перед ней маячила физиономия Ламберта Симнела. Вы же понимаете, ей хотелось бы, чтобы остался в живых ее брат Ричард. – Король ронял слова тихо и печально. – Именно поэтому она не пришла. Ей невыносимо было видеть, как на Генри возложат сей титул. Это пробудило бы тяжкие воспоминания. Она любила брата.
– Но она любит и сына. – Утвердительный тон советника замаскировал подразумеваемый вопрос.
– Каждая мать обязана любить сына, – пожав плечами, ответил король.
– Только обязана? – с пылом проговорил архиепископ.
– Если она и любит его, то за известное семейное сходство… с ее отцом Эдуардом. Генрих похож на него, и вы сами, разумеется, подметили это.
Отец сделал очередной глоток вина из большого кубка, почти закрывшего его лицо.
– Принцу досталась приятная и благородная внешность, – согласился Мортон, кивнув так энергично, что его подбородок едва не утонул в меховом воротнике.
– Я могу предположить, на что Генри будет притязать в будущем. Ведь он – внук Эдуарда, а тот был не без претензий. Вы же помните ту женщину, которая кричала на рыночной площади: «Скажу как на духу, за такую прелесть не жаль отдать даже двадцать фунтов»! Красавчик Эдуард. Недаром же он величал себя Блистающим Солнцем.
– Но мы-то знаем, что его следовало бы прозвать Королем любовных объятий, – хихикнув, заметил Мортон. – Или он все же обвенчался тайно с Элеонорой Батлер?
– Какая разница? Он никогда не спал в одиночестве. Помните ту ироничную балладу о том, как «развалясь на ложе непристойной страсти»… Елизавета Вудвилл оказалась умнее и сумела выгодно использовать его вожделение. Мне не хочется умалять достоинства матушки королевы, но она была надоедливой старой каргой. Я уже опасался, что она переживет всех нас. Однако вот уже два года, как мы освободились от нее. Хвала Господу!
– И все же Генрих… разве он не достоин…
Мортона явно больше интересовали живые, чем мертвые.
Король оглянулся, желая убедиться, что никто не подслушивает. Я вжался в складки гобеленового занавеса, мечтая стать невидимкой.
– Он всего лишь второй сын. Молитесь Богу, чтобы все остались на своих местах. Если он когда-нибудь