– Что?! Какие деньги?! Опомнись! Да откуда у тебя деньги – то? Да и были ли они вообще? Да ты врал мне! Разводил, как последнюю идиотку! На сто лет хватит! Какие сто лет? Да не было там у тебя ничего! Не было!
– Было! Верни деньги, тварь! – Эдик не на шутку разозлился. – Ты меня еще скрипкой упрекаешь?! Ты – воровка! Да ты сучка последняя, вот ты кто! Небось на кобеля своего все потратила, признавайся!
– Чего?! Да я сроду на мужиков ничего не тратила и тратить не собираюсь! Не убогая, и не калека, слава Богу! И без денег твоих сраных возьмут, да еще и на руках носить будут!
– Это ты о трактористе своем долбанном?! О Саввушке блаженном? Телке этом?
– Да лучше уж телок, чем сморчок занюханный!
– Это ты обо мне?!
– А о ком же еще?!
– Ну, сучка, доигралась! Пойдешь ты у меня к своему ухарю, как же! Дождется он тебя! Мы с тобой повязаны, навеки! – Эдик ударил Марго кулаком в лицо, и она отлетела, ударившись об угол печи. Охнула, упала и так и осталась лежать. Эдик подошел к ней, и пнул ее в бок, затем, остервенев, начал пинать и бить подвернувшейся под руку кочергой. Марго, словно тряпичная кукла, слегка подпрыгивала от каждого удара, болтая руками, ногами и головой. Эдик входил в раж. Запах крови, появившийся в воздухе, лишь раззадоривал его, вызывая к жизни все низменные инстинкты.
Марго лежала на полу как поломанная кукла. Эдик в приступе ярости нанес еще пару ударов по безжизненному телу, и отбросил кочергу в угол, увидев, как из – под тела Марго начинает растекаться лужа крови. От нервного тика у него начал дергаться глаз, и Эдик достал из кармана пакетик с порошком. Посидел немного, ожидая пока начнет действовать, налил себе стакан самогона и залпом его выпил. На Марго, неподвижно лежащую возле печки, он даже не обернулся. Потом голова его закружилась, перед глазами пошли концентрические круги, и голова Эдика с глухим стуком упала на деревянный стол.
Анжела, привлеченная шумом и криками, вышла из своей комнатушки, и, онемев от ужаса, наблюдала сцену ссоры родителей. Она хотела закричать, но рот ее не слушался. Вернее, он открывался, но она не могла исторгнуть ни звука. Потом кто – то мягко положил руку ей на плечо, и даже через грубую ткань платья она почувствовала ее холод. Рука была ледяной и сильной. Анжела обернулась – за ее спиной стоял человек, мужчина, в мешковатых джинсах, клетчатой рубашке и бейсболке, лица его ей разглядеть не удалось, потому что на него падала густая тень. Он приложил палец к губам, призывая Анжелу молчать и наблюдать. Он не дал ей сделать ни шагу, когда Марго упала, и Анжела хотела броситься к ней и поднять ее.
Он заставил ее смотреть, как отец теряет человеческий облик, вливая в глотку стакан самогона. Он будто даже поощрял все это и не хотел, чтобы все случилось как – то иначе. Словно это был его спектакль, где актеры точно сыграли предлагаемые им роли, и теперь он был весьма этим доволен. Он внушал Анжеле ужас, но одновременно и успокаивал ее, как бы говоря, что не ей решать, и все было предрешено