Предчувствие беды. Олег Хлебодаров

выйти, а можно было даже в тундру уйти. Многие погибали – кто замерзал, кто от голода, а кого волки или медведи загрызали. Но можно было у нас в стойбище спасение найти. И следовало из рассказа персека, что гостеприимство у элурмийцев развито ничуть не меньше, чем на Кавказе, и как олениной принято гостя угощать, и как палец в оленью кровь принято окунать с вместе с гостем. Разумеется, не забыл Долманов рассказать и про то, как у них в семье такие беглые жили, и как троим из них его отец с шаманом документы сделали и помогли в итоге на «большую землю» переправиться. «Один нам потом ещё лет 10 писал. Всё звал нас к себе в Горький в Канавино. Жалею, что так с ним в итоге и не встретился – он в 71-м от рака умер: мне его сын об этом написал». Вот такое вроде как и было в республике «рабство»..

      При этом же коммунистический босс с явным удовольствием употреблял слова «бытовики», «суки», «урки» и даже ещё парочку каких-то явно из фени, суть и значение которых я, признаться, совсем не понял. Мало того, в ходе этого рассказа, как мне показалось, на место льющего елей провинциального партаппартачика-нацмена в одночасье явился человек со вполне себе криминальными (или хотя бы полукриминальными) наклонностями. И человек, как мне показалось, довольно жестокий.

      – А сейчас ведь в основном по-другому всё, – Долманов продолжал, как мне показалось, уже более спокойно и без чего-то волчьего во взгляде. – Лагерей в республике уже нет. Последний больше 10 лет как ликвидировали. Так что теперь к нам в это самое, как Вы говорите «рабство», иначе попадают. Вы ведь о Санько, наверное, спросить хотели?

      Осведомлённость персека меня уже не особо удивила. Фамилия женщины, написавшей письмо про своего сына, попавшего в рабство, была именно Санько. Сына её, как я вспомнил, звали Алексей.

      «Достали они многих оба – Санько этот и мать его!», – Долманов, кажется, готов был даже вскочить со своего места, дабы продемонстрировать, насколько же мать и сын Санько достали многих республиканских начальников.

      «А вообще знаю я вас, журналистов, будете пытаться тёмные пятна найти… Зря вы это – у нас ведь совсем не всё так плохо. Да и к тому же: у вас в Москве что, не убивают? Талоны отменили, дефицит закончился?», – увидев моё отрицательное покачивание головой, персек продолжил: «я, чтоб вам проще было, списочек набросал. Не простой список – это люди и характеры. Сибирская земля, знаете ли такие характеры куёт! Там и Николай Харитонов – он первое кооперативное кафе в городе открыл. «Мечта называется». Тут рядом, кстати, на Ленина, 27. И Владимир Израилевич Коган там – он у нас главный дирижёр и художественный руководитель оркестра. И в «Семь – сорок» он тоже есть, само собой. Талантище! В Ленинград в своё время звали – не поехал. И Наташу Маргулис я не забыл – представляете, у нас в Северосибирске клуб «моржей» основала. Этот клуб до сих пор в шутку «3 моржихи» называют. И Александр Александрович Граубе там – я уже говорил чуть-чуть про него. Про Романа Андреевича Романова не забудьте, пожалуйста – как-никак Берлин человек в 45-м брал. Ему 75, а