– Себех, – сказал Гор-Кха и тоже улыбнулся, – у меня к тебе свое слово.
…они стояли перед ней – девочки, совсем юные, две младшие еще нагишом. У старшей уже чуть наметилась грудь. Кажется, она сама не так давно бегала голой по берегу с сестрами, ловила лягушек, бросала камни в воду и лепила зверюшек из вязкого ила. Потом, однажды, отец посмотрел на неё утром, и приказал впредь прикрываться накидкой.
Девочки смотрели на неё, от боязливого почтения в их глазах Ренехбет чувствовала себя странно. У стоявшей посередине из ссадины на щеке текла кровь, волосы были мокрые и всклокоченые.
– Вы больше не будете её бить. Неважно, что она сделала. Бить всем вместе одну и топить её я вам запрещаю.
– Да, уари-на, – девочки отвечали вместе, невпопад, не спуская с неё глаз, – прости, уари-на.
Злоба, сквозящая во взглядах, которые они бросали на растрепанную товарку, тут же исчезала, когда они поднимали глаза на Ренехбет. Казалось, на уари-на они не смели злиться даже в мыслях.
Когда девочки отошли, так же, стайкой, Ренехбет вспомнила, как дралась с другой девчонкой, дочерью какого-то охотника из её родного селения. Отца её только выбрали тогда уари, и это не дало ей особого преимущества в играх и драках. В Нехе же к этому относятся иначе.
Новое чувство, как в тот раз, когда, три дня назад, какая-то женщина коснулась её рукой и попросила помолиться Нехбет за её дочь, которая понесла ребенка. Она протягивала ей красивую глиняную статуэтку. Ренехбет сначала не взяла её, но, увидев лицо женщины, все же приняла дар.
Она уже почти свыклась со своими обязанностями. Готовить еду и следить за козами должна была Мерхет, но ей самой следовало готовить питье для мужа, начищать медь и камень, растирать малахит и галену, поддерживать чистоту в жилище. К ней должны были приходить женщины, чтобы решать свои споры. А, кроме того, она приносила жертвы Нехбет и молилась за женщин селения.
Когда она вымывала каменную палетку с изображенным на ней страусом, в комнату вошел муж. Гор-Кха посмотрел на неё и опустился на циновку.
– Совет длился долго, – сказала она, подавая мужу черную чашу с водой, на дне которой лежал перебродивший ячменный хлеб.
– Так и бывает обычно, – ответил Гор-Кха, отпивая глоток, – старейшины рассказывают о своих делах и обидах. Но сейчас было и иное.
Он помолчал, молчала и Ренехбет.
– Мы пойдем к Седжи. Зарежем козу Гору-Соколу и попросим его совета. Начисти жертвенный нож.
– Да, начищу, – послушно кивнула девушка, и выжидающе посмотрела на Гор-Кха.
Мужчина молчал, но Ренехбет поняла, что он не закончил.
– Нам нужно будет уйти на тот берег, в каменную землю – сказал он, наконец, – мы пойдем с оружием. Надо спросить, благословит ли наш поход Гор-Сокол.
– Так,