– У нас, когда освящают новую ладью, её поливают кровью козы, потом выплывают на середину Реки и бросают лепешки из проса в воду во славу Сома-отца, – несмело сказала девушка.
– Гор-Сокол примет её в свои воды, и они станут кровью, если он захочет, – Седжи повернулся к ней, и девушке показалось, что она слышит неодобрение в его словах, – иногда он желает крови козы или быка, но чаще ему нужны только наши слова. Он разжигает небесный огонь, и любая тварь, что живет в Ке-Ем, отдаст ему свою кровь, когда он этого захочет.
– У нас другие хемму…, – начала Ренехбет, но мужчина прервал её:
– Гор-Сокол – не просто хемму! Он тот, кто видит каждого сына и дочь Ке-Ем, тот, кто плывет в своей небесной ладье, тот, кто говорит свое слово, и дает нам тепло или влагу. Запомни это, уари-на. Ни один из духов долины, ни рыбина из Реки не может противостоять его воле.
– Но разве сокол… – начала Ренехбет, но умолкла, столкнувшись с пронзительными и словно потемневшими глазами Седжи.
– Сокол – лишь образ, который он принимает, спускаясь в наш мир, – жрец говорил сухо и четко, слова нанизывались одно на другое, как просверленные камешки в ожерелье, – то же, как выглядит он, когда правит небесной ладьей, не может увидеть ни один человек.
– Но тогда…., – девушка осеклась, не договорив, Седжи посмотрел на неё, и выражение его лица неуловимо смягчилось.
– Ты ведь только девочка из селения рыбоедов, – сказал он, словно обращаясь сам к себе, – или была такой, пока Нехбет не остановила на тебе свой выбор. Но когда-то и я просыпался, не зная, откуда берется тот свет, что меня будит.
Он помолчал немного, и Ренехбет ждала продолжения.
– Я родился в Аппи, небольшом селении за много дней вверх по Реке, – Седжи заговорил снова, спокойно и размеренно – в нашем роду умели лечить раны и укусы, и мы знали, когда надо бросать в ил зерно. Но однажды это случилось, когда мне было не больше лет, чем тебе. Я лежал на лугу, и рядом паслись наши козы, и духи полудня уже начали шептать мне свои слова в уши. И вдруг, хотя мои глаза были закрыты, я увидел, как темнеет все вокруг. Не было ни единой тучи. Но, среди ясного неба вдруг появилось что-то и…, – по лицу жреца пробежала судорога, – и небесный огонь начал гаснуть. Казалось, нечто крало его у нас. Словно чьи-то невидимые зубы вгрызались в него. Я лежал и не мог пошевелиться, но слышал, как кричат от страха люди в селении. И сумрак окутал мир, и вдруг я увидел это. Ладья, плывущая в земли предков, и сокол, летящий рядом с ней. И словно от ячменного напитка, зашумело у меня в ушах, и земля поплыла, но я все же ясно слышал голос, который произнес «Гор». И я помнил это имя, когда пришел в себя, и увидел, что небесный огонь снова светит ярко. С тех пор я знаю, кто плывет в небе. И знаю, что он выбрал меня.
– Но Небет…, – начала Ренехбет, но Седжи снова вперил в неё свои острые и темные, как обсидиан, глаза, и она запнулась.
– Нехбет, – сказал он, сделав ударение на слове, произнесенном, как