– Но я тебе ее верну, клянусь! – сказала она со всей серьезностью и даже взяла меня за руку и сжала мои пальцы, что мне было не так уж приятно, особенно в свете ее рассказов о расставании с «любимым человеком», о котором я узнал внезапно, и был этим, правду сказать, огорчен: я-то думал, что ее любимый человек – это я…
– Клянусь! – повторила она.
– А где ты ее возьмешь? – спросил я, высвобождая пальцы.
– Не вопрос. Запишусь в библиотеку, в абонемент, возьму на дом, а потом скажу, что посеяла. И заплачу штраф, фигню какую-то.
– Нет! – сказал я. – Не годится. Библиотека – это святое.
Я же был настоящим книголюбом. Я не мог посягнуть на общественную читальню.
– Хорошо, – ответила она. – Все равно придется спереть, но ладно, не в библиотеке, раз уж ты такой строгий.
– А где?
– Да боже мой! – засмеялась она. – Куча людей, у которых книги стоят так, для красоты и солидности. Они их все равно не читают. Но дай мне на это дело недели две, а? Дашь?
– На! – сказал я.
Мне не понравился этот разговор, но говорить ей «ладно, брось, забыли» я тоже не хотел. Это было бы совсем глупо.
Через две недели она позвонила вечером и сказала, что через пять минут зайдет.
Раздеваться не стала. Вытащила из сумки сверток – книга была завернута в цветастый платок. Сообщила, что сперла нужный том у своей давней знакомой Марины Морозовой – кажется, я ее мельком когда-то видел, но плохо помнил. Рассказала, что сначала высмотрела Достоевского в шкафу в кабинете ее папаши, а потом – а именно сегодня вечером, прямо вот только что – сумела-таки вытащить книгу, сунуть ее под свитер, в ванной перепрятать в сумку – «и вот я пред тобою, мой милый!».
– Но ты хоть прочитала? – неизвестно зачем спросил я.
– А то! Хорошая книга. Но тяжелая. В обоих смыслах! – она развернула платок, достала восьмой том «серого» Достоевского, положила на приступочку у вешалки, повернулась и убежала.
Я вышел за нею, послушал, как лифт едет вниз, вернулся, взял книгу и понес ее на место. Отодвинул в сторону фарфорового мальчика с собакой, раздвинул седьмой и девятый тома – и вдруг почувствовал, что книга и в самом деле тяжеловата.
Раскрыл ее. Слава богу, в комнате никого не было. В середине книги была вырезана сердцевина страниц по форме пистолета. И пистолет был на месте. Не «Макаров» и не «ТТ». Что-то иностранное. Я не стал рассматривать. Я захлопнул этот чертов восьмой том и задумался.
Это была пятница, в субботу мы всей семьей ехали на дачу, там я скотчем примотал к книге камень и в лесу бросил ее в болотце. Хотя камень был лишним. Она бы с пистолетом и так утонула. Восьмого тома я так и не достал, потом, уже после смерти родителей, купил новое