Однажды придя домой, мы не обнаружили дома ни одной кошки. Мы подумали, что они опять чего-нибудь утащили, и теперь отсиживаются на чердаке. Но прошло двое суток, а поесть никто из них не приходил. Мы насторожились: тётка была веселая и продукты со стола не убирала – колбаса лежала на столе в свободном доступе. Зная Нинушкин обидчивый характер, мама начала выяснять про кошек издалека.
Тёть Нин, а чего ж ты колбасу-то не убираешь? – спросила мама.
А, чего ж её убирать-то? – вопросом на вопрос ответила тётка.
Так ведь коты утащат, а ты будешь потом ругаться! – изобразила возмущение мама.
Да никто уже ничего не утащит. Нету больше кошек! – торжественно заявила тётя Нина.
Ты что же утопила их? – ахнула мама.
Что я живодерка, что ли! – обиженно воскликнула тётка. И объяснила, что ходила она по окрестным дворам и спрашивала, не потерялась ли у кого сиамская кошечка? И нашла-таки хозяев. Те признали в Тихонской жене свою любимую Муську и забрали её, а тетке даже двести рублей дали вознаграждения.
А кота с котёнком куда дела? – спросил Иван.
Котёнка отдала на Московском рынке женщине-«коробочнице», чтобы пристроила, ещё пятьдесят рублей ей заплатила, – сердито ответила Нинушка, давая понять, что не о чем тут расспрашивать. Но мы не отставали.
Куда дела Тихона? – спрашивали мы.
Куда надо! – отмахивалась тётка и молчала как партизан.
Но мы видимо сильно её допекли, и она раздраженно сказала:
Подарила я вашего котика! Кому? Не знаю. Кому надо, тот возьмёт!
Оказалось, что тётка просто подбросила кота открытый подъезд одного из домов. Мы стали искать Тихона. Обошли все окрестные дома, облазили все открытые подъезды и подвалы. Тётка молчала «как в рот воды набрала» и не сознавалась, в какой дом «подарила» Тишку. А может уже не помнила, в восемьдесят два года, память-то не особо крепкая. Прошло два месяца, мы стали немного привыкать к тишине и нетронутой колбасе. Отец принес от знакомых суперклей, на который мы, наконец, переловили все мышиное семейство.
Однажды холодным ноябрьским утром, мы услышали под окнами громкое мяуканье и фырчание.
Опять коты на нашем дворе дерутся, – рассердилась мама – пойду-ка их прогоню.
Мама вышла, а через несколько минут вбежала домой радостная: на руках у неё сидел оголодавший, грязный, сильно потрёпанный, но весьма счастливый Тихон. Он спрыгнул с её рук и кинулся к тому месту, где стояла миска. Мама быстро достала из серванта его плошку и положила туда кусок говядины. Кот стал жадно поедать угощение. Через минуту плошка была пуста. Мы налили коту молока, которое он с той же жадностью выхлебал. Выйдя в кухню и увидев кота, тётя Нина охнула, но ничего не сказала. Она дулась целый день, но по прошествии оного, видимо, примирилась с неизбежностью делить кров с вороватым соседом.