– Я же твой сын! Твой сын! Как ты можешь!
– Это всё чёртова тетрадь, в которой ты постоянно что-то пишешь и пишешь, будто сумасшедший. Давай-ка ее сюда.
Это сложно было объяснить, но Эва почему-то был уверен, что подобное против правил. Против каких-то негласных, неустановленных правил – вроде тех, что порой заключают враждующие стороны. Например, не портить запасы питьевой воды и не трогать детей… и их красные тетради. Вдобавок в «Этхалсионе» Эва выплескивал свое разочарование отцом, иногда приобретавшее черты гротескной злости, так что сохранение тайн тетради приравнивалось в некотором роде к обеспечению безопасной жизнедеятельности.
– Нет, – прошептал он.
Лицо Савы исказилось от гнева. «А вот и твое слабое место, да, сынок? – вскипело у него в голове. – Ничего, ерунда, я не дам тебе стать таким же безумцем, как твой дед».
– Дай сюда, я сказал.
– Нет, пап, пожалуйста!
Это привело Саву в состояние еще большего бешенства. Мало того, что Эва считал общественный транспорт – скотовозками и, как оказалось, ни во что не ставил всё, что делалось государством для льготников, так он еще и продолжал называть его «папой». Здесь! Здесь, чёрт возьми!
– Эв, Эв, – произнес Сава и постарался, чтобы голос не дрожал от ярости, – ты ведь знаешь: это строжайше запрещено. Только имя и отчество, помнишь? Это вопрос уважения. А без этого в школьных дебрях никуда, сам понимаешь. Отдай мне тетрадь по-хорошему, и мы вместе посмотрим, как она горит.
Какое-то время они настороженно приглядывались друг к другу. Хватило бы и малейшего шороха, чтобы один бросился удирать, а второй с рычанием кинулся следом. И на этот раз их ничто бы не остановило, даже чье-либо присутствие.
Внезапно Эву осенило, и он скороговоркой выпалил:
– Мама запретила тебе ее трогать. Ни за что! Никогда! Ни при каких обстоятельствах!
Упоминание Беаты, к удивлению Савы, имело мощный успокаивающий эффект. Гнев мгновенно утих, уменьшившись до справедливого огонька, вызванного неподобающим поведением отпрыска. Сверх того, опять разболелось колено.
Пару лет назад с Савой на пробежке приключилась неприятность. Конечно же, не такая трагическая, как с Алисией Абиссовой, но всё равно довольно-таки досадная. Спускаясь с пригорка, Сава угодил правой ногой в сусличью нору, которой еще вчера не было. В результате тело подалось вперед, а колено – назад. Помнится, Беата в больнице сказала, что спорт – это не для всех. Схожим образом она вроде бы высказалась и про смерть Алисии Абиссовой.
Сава удивленно заморгал. О чём он только что толковал с Эвой? Явно о каком-то проступке. Пришлось приложить недюжинное усилие, чтобы вспомнить о том, что случилось в столовой. Это пугало. Похоже, с памятью дела обстояли всё хуже и хуже. «Не мешало бы показаться врачам, – с неохотой признал Сава. – Заодно и колено пусть осмотрят».
– Почему ты замер, Эв? Или рассчитываешь, что директор школы сам к тебе пожалует?
– Нет… Савелий Адамович, я просто… споткнулся.
– Вот и отлично, идем.
Через